Познание основ православной веры

Молиться за самоубийц мы можем только дома, в специальной молитве.

МОЛИТВА ПРЕПОДОБНОГО ЛЬВА ОПТИНСКОГО О РОДИТЕЛЕ, УМЕРШЕМ БЕЗ ПОКАЯНИЯ
Взыщи, Господи, погибшую душу отца моего, аще возможно есть, помилуй! Неисследимы судьбы Твои. Не постави мне во грех сей молитвы моей. Но да будет святая воля Твоя.

Разрешение на отпевание самоубийцы дается правящим архиереем в епархиальном управлении. Разрешение можно получить, если человек совершил суицид в состоянии аффекта, либо же если он был психически нездоров. В управлении нужно написать прошение с изложением всех вероятных причин, по которым человек ушел из жизни. Также обычно прилагается выписка из истории болезни душевнобольного человека. Когда выдается соответствующее разрешение, любой священник на любом приходе обязан отпеть покойника.

Светлана Коппел-Ковтун Ей было некуда пойти

Игнатий Брянчанинов (Слово о смерти): «Только один из грехов – самоубийство – не подлежит врачеванию покаянием, но каждый из них умерщвляет душу и делает ее неспособной для вечного блаженства.»

В детстве я считал, что никогда не умру. Мир представлялся мне раем. После заблуждений средних лет я вновь вернулся к этому убеждению.

В детстве я уважал отца за то, что он журналист. Несколько позже я презирал журналистику. Теперь я сам стал журналистом, правда, церковным. И что касается новостей на сегодняшний, да и на любой другой день, то их четыре:

1. Мы все умрем.
2. Мы все воскреснем.
3. Мы будем судимы за каждое наше дело, слово и помышление.
4. Но мы будем судимы судом любви Христовой.

Если, конечно, за эти 25 тысяч дней успеем принять Христа.

Несмотря на мое убеждение, что я никогда не умру, со смертью я встретился в раннем детстве. Она лежала в виде моего мертвого деда Дмитрия на столе. Уже в одном том, что дед лежал на столе, было что-то подозрительное, взрослые так обычно не поступали. Он лежал тихо, и видно было, что он не затаился. Было спокойствие и тайна. Так я понял, что "умер" означает "тайна".

Когда мне позже приходилось играть с друзьями в войну, то меня часто убивали, и я лежал мертвый, пытаясь скрыть, что я запыхался. Я закрывал глаза и лежал, не шелохнувшись, до тех пор, пока мне не надоедало, и я вставал, прося друзей начать войну сначала.

Несколько раз я видел похороны, и самым главным для меня было увидеть мертвое лицо покойника, потому что в этом сероватом лице был отдых и спокойствие, страх и тревога. Торжественность. Страх и торжественность влекли меня в смерти. Мне не нравились плач и траур, мне нравилось, как играл пьяный похоронный оркестр, всегда надрывно, визгливо, а значит по-настоящему, не фальшиво.

Еще смерть в детстве означала для меня ожидание и растерянность. В моей комнате жила моя старенькая больная бабушка Зинаида, у которой отнялись ноги, она лежала и часто ходила под себя. Она была моим другом и часто - игрушкой. Мы говорили. Я иногда стирал за ней простыни. Она смешила меня, показывая оставшиеся редкие зубы. Называла меня "хозяином". Молилась по-польски: "Матка Боска, пши ми нас" и спрашивала меня по-французски "кискисе". Я очень любил ее, хоть однажды поставил ей на носу "сливу". Бог через нее научил меня заботиться и понимать, что такое немощь.

Часто ночью я соскакивал с постели, подбирался к бабушкиной кровати и слушал - дышит она или нет. Иногда она так мирно спала поутру, что я сидел по несколько минут в полной уверенности, что она умерла. Тогда меня охватывало с одной стороны желание бежать за родителями, чтоб ошарашить их новостью, с другой - я смотрел на ее спокойное лицо и думал, что вот, наконец, мучения ее окончены, и теперь ей по-настоящему хорошо. Я толкал ее, она просыпалась к моему одновременному разочарованию и успокоению.

Она все время говорила о смерти, ждала ее как утешения и исхода. "Скоро в Тобольск поедем, - говорила она сумрачно. - Скоро в Тобольск поедем".

Но умерла она в мое отсутствие, когда я уехал в пионерлагерь с братом Игорем. Пока мы там были, умерла бабушка Зина. В тот раз смерть явилась мне в виде закрытых черным зеркал. Взрослые сказали, что зеркала завешивают, чтобы душа покойного, не увидев себя в зеркале, не испугалась бы.

Вся эта таинственность, окружающая смерть, стала меня привлекать все больше и больше. Я решил потрогать смерть рукой и начал стрелять по птицам из рогатки. Но один случай показал мне всю отвратительность смерти, ее нелепость и трагизм. Мы с друзьями поймали голубя и повесили его. Птица, всегда такая легкая в небесах, висела на петле из лески и умирала в страшных конвульсиях. Ей стоило только взлететь, и страшный груз тела перестал бы ей давить на шею. Но почему-то ей не приходило это в голову, и она умерла, трепеща своими легкими крыльями. Убийство я возненавидел.

Сам я начал умирать в возрасте около 13 лет. Внезапно со мной случилась причуда, которая в Церкви называется "болезнь к смерти". Я начал умирать, мне стало плохо, меня повезли по больницам, но никто не мог поставить диагноз (а был - перитонит). На третьи сутки, когда я совсем ослабел от боли и болеутоляющих, меня перевезли в очередной раз в больницу, и, установив, наконец, причину умирания, решили делать операцию. Поставили укол наркотика. Стало вдруг совсем не больно, летний ветерок подул, рядом со мной сидела моя сестра, она была студенткой-медиком. Я стал упрашивать сестру, чтобы меня не резали.

Оперировали меня около шести часов, очнулся я часов через 12. Вообще шансов было, наверное, мало, но я был крепким, да и Господь дал этот привкус смерти как лекарство. Мне пришлось заново учиться лежать, спать, есть, ходить. Этот факт, что я выжил, заставил меня как-то научиться цепляться за жизнь. Вскоре после выписки из больницы я поехал к бабушке Лизе в Тобольск, и там, в нагорной бане, в полном одиночестве (дело было днем), в клубах пара я сдирал с себя кожу. Кожа сошла со всего тела, даже с век и ушей. Это была мертвая кожа старой жизни. Я не знал, радоваться мне, что я выжил, или нет. Понял только, что жизнь штука хрупкая. И тут же был получен следующий урок: мне приставили нож к горлу. Только что выживший, я испугался за свою жизнь, струсил. Снова остался жив, но понял, что само по себе цепляться за жизнь - унизительно. Что нужно уметь умереть достойно, что жизнь не является абсолютной ценностью. Есть нечто важнее жизни.

Впервые я задумался о том, ради чего бы я мог умереть. Я искал и не находил ответа.

Говорили, что деда моего Дмитрия "залечили" врачи, а дед Степан вышел из вытрезвителя и умер под забором впритык под праздник 8 марта, просто никто не додумался его опохмелить вовремя.

Гоголь - вот кто впервые показал мне красоту смерти. Я был сражен, как умирает Тарас Бульба. Помните, их сжигают, а сын шепчет: "Батько, ты здесь?" - "Я здесь, сынку".

По-настоящему красива смерть в "Коммунисте" Райзмана. Я решил, что нужно умирать героически и непременно что-то великое сказать при этом: "Да здравствует...", "Мы умираем, но вы еще увидите..." или хотя бы: "Ура!"

Короче говоря, смерть перестала для меня быть чем-то вроде случайной травмы с летальным исходом, она стала полигоном испытания идей на прочность. Только то, что перед лицом смерти не казалось глупым и пустым, имело право на существование. Смерть стала для меня лакмусовой бумажкой проверки жизни на прочность.

Позже философ Мераб Константинович Мамардашвили, который умер в день своего рождения в отстойнике аэропорта, сформулировал для меня мою мысль: "Смерть мы не можем пережить, потому что в ней нет ничего от жизни, но вот лик ее, символ, может создать то поле напряжения, в котором жизнь может вырасти в полную меру".

С этого времени смерть стала восприниматься мной как конечный и самый главный регистр жизни. Смерть показывает, как прожил человек жизнь. Мы видим, как на сцене умирает актер, его смерть есть результат его роли, того, что он делал в спектакле. Разве же может смерть быть случайной? Так и вне сцены смерть есть логическое завершение жизни.

Добавлено (28.11.2010, 16:40)
---------------------------------------------
Но странно мне стало, что смерть, рассказанная как история, не может восприниматься как логическое завершение жизни, рассказанной как история. Текст не вмещает сокровенного.

Например, мой тесть, жизнерадостный и всегда веселый папа Вова заболел раком. Теща и жена моя скрывали это от него. Я был возмущен, как же так, человек имеет право знать, что он умирает. Он должен быть готов к переходу в мир иной или хотя бы попытаться подготовиться. Но они молчали, и мне запрещали говорить. Тестю становилось все хуже. Теща начала ставить ему морфий. Он лежал в забытьи, и в те моменты, когда он приходил в себя, он то молил Господа избавить его от болезни, то проклинал Его. Когда он умер, я привез ему церковное покрывало, венчик и разрешительную молитву, даже попытался читать Псалтирь. Но меня прервала его сестра, сказав, что он и крещен-то никогда не был.

Эта смерть без воскрешающей силы Христа стала для меня самой страшной, в этой смерти не было никакого торжества. Человек отмучился за все свои грехи, но вряд ли отошел к Богу с радостью и примирением. Хотя священник Александр Ельчанинов пишет, что человек умирает в двух случаях: когда он спасен или когда спасение уже невозможно.

Сегодня я могу надеяться, что все люди спасутся, если Бог таков, Каким я Его знаю. Но когда, в какой момент совершается спасение человека в страдании, примирении с ним, в медленном оставлении страстей в умирающем теле?

Бабушку мою Елизавету, по-видимому, отмолившую меня у Бога, до последнего не оставляла мысль о нераскаянных грехах. Восьмидесятитрехлетняя, она за несколько недель до смерти, в совершенно откровенном разговоре, где мы, внук и бабушка, вдруг стали говорить наравне, из глубины веры, пытала меня, является ли грехом спать с мужем в Великий пост (дед ее заставлял).

Она ждала смерти как праздника. Часто сидя у окошечка, она смотрела на улицу, как будто вглядываясь куда-то вдаль. Я спрашивал ее: "Кого ждешь, бабушка?" Она всегда отвечала: "Да друзей своих жду, Лопатина да Могилина". Она прожила старость одна, не хотела переезжать к сыновьям. И когда умерла, то ее нашли лежащей на полу с руками, скрещенными на груди как на причастии, головой к иконам. Бабки судачили, что она упала, ударилась и убилась - "жила-то одна!". Но я знал уже, что так подобает умирать христианину: лечь на пол головой к иконам, руки сложить крестообразно и прочитать молитву, что мы твердим перед сном: "В руце Твои, Господи, Иисусе Христе, Боже мой, предаю дух мой. Ты же мя благослови, Ты мя помилуй и живот вечный даруй мне. Аминь".

Когда умерла бабушка, был конец февраля, очень холодно, сорок два градуса мороза. Мы приехали с отцом. А второй сын бабушки, дядя Вася, впервые в жизни уехал в командировку в соседнюю с Тобольском деревню. Он приехал поздно. Подошел к бабушке и сказал: "Ну что ж ты, мамка? Я в первый раз в командировку уехал, что ж ты меня не подождала?". Он, этот огромный весельчак, который вечно с шутками и прибаутками праздновал жизнь и подначивал окружающих, он, который спал под гробом своего отца, чтобы успокоить мою маму, всегда боявшуюся покойников, он сделался серьезным и даже заплакал. И я вдруг вспомнил, что он один из всей семьи никогда не разлучался с бабушкой. Он постоял у гроба немного, подержал холодную руку матери, и уже через полчаса из сенок слышался его развеселый голос. В ответ на его скабрезные шутки слышался неуместный для похорон смех приходящих. Вечером пришли отпевать бабушку. Нескольких семинаристов в мрачных кителях сопровождал живой, как ртуть, игумен Максим (ныне епископ Барнаульский и Алтайский). Запахло ладаном, семинаристы запели. Мы помолились с ними, а потом сидели на кухне и пили с братом и дядей мадеру, чтобы не замерзнуть в нетопленом доме. Дядя Вася смешил нас. Я слушал его и думал о бабушке. На тот момент она была первым бесконечно дорогим мне человеком, который уходил от меня навсегда. Мы с ней жили вместе четверть каждого года, очень понимали друг друга, любили и никогда не ссорились. Но в смерти ее не было ничего от одиночества. Я понял, что мне не нужно будет заполнять какую-то боль по ушедшему человеку отвлекающими глупостями. Я понял, что она навсегда со мной, что смерть не может разлучить нас.

Наутро мы пошли рыть могилу. Бабушка никак не хотела лежать после смерти рядом с дедом, которого она пережила на тридцать лет. Но дядя Вася уверял ее, что все равно похоронит рядом с ним, и, в конце концов, она согласилась. Когда мы разгребли снег, стало понятно, что земля промерзла не меньше, чем на 70 сантиметров. На дворе стоял февральский 42-градусный мороз. Весь день мы ломали яму, выпили пол-ящика водки, остались совершенно трезвыми, но прошли не больше полуметра - земля отлетала от заступов и снова примерзала. К вечеру мы разожгли в неглубокой могиле костер из автомобильных покрышек и березовых дров и пошли греться в баню. Оставляли мы за собой ночь, заснеженное кладбище, кресты и оградки, и огонь из могилы, словно бы вход в ад.

В банной жаре я моментально заснул, а вытащенный братом в предбанник, примерз волосами к стене. Он кипятком отморозил меня от стены, и в парилке я вновь заснул, а в предбаннике вновь примерз. Ночью мне приснился сон: я соскакиваю в неглубокую могилу, земля мягкая и дымится, беру лопату и вонзаю ее в землю. Слышится неприятный треск, я вынимаю лопату, на конце которой красуется пронзенный череп. От этого видения я проснулся. Было раннее утро, надо было отправляться на кладбище. О своем сне я рассказал брату, он мрачно хмыкнул. Когда мы приехали, все произошло точно, как во сне. Костер прогорел, земля была мягкая. Я выбросил корды от сгоревших покрышек, взял лопату, вонзил ее в глину, послышался треск - на лопате моей красовался череп. "Рецидивист" - решили мы, потому что приличных людей на такую глубину не хоронят. Мы аккуратно собрали кости, и когда бабушкин гроб уже закапывали, я похоронил скелет рядом под негодующее ворчание бабушкиных подружек. Не случайно же умерший предупреждал меня о себе в предутреннем сне.

После этих похорон я отказался от идеи героической смерти. Столько покоя и мира было в бабушкиной смерти, что захотелось умереть именно так, только по возможности исповедавшись и причастившись.

Но последующий мой опыт смерти показал, что такая смерть - величайшая редкость, что она возможна только благодаря многолетней молитвенной подготовке.

Почти сразу после бабушки Лизы умер дядя Вася. Веселость и бонвиванство сочетались в нем с вопиющей социальной незащищенностью и унынием. Во всем он всегда винил государство и властьпредержащих. Он бесконечно спорил и ссорился с моим отцом из-за лицемерия партийных бонз. И когда грянули большие социальные потрясения, он не смог их встретить и принять. Он постоянно бил своих начальников, из-за чего вынужден был менять работу. Этот шекспировский Фальстаф запил горькую и в последний раз, когда я видел его живым, забрал у меня всю походную аптечку. Он сидел на диване серый от болезни, я называл лекарства, а он собирал их в свою необъятную ладонь: "Все сгодится!"

Вечером перед смертью, он, всю жизнь смеявшийся над попами и всем церковным, вдруг заявил жене: "Завтра в церковь пойдем", и стал вешать материнские иконы в углу на кухне. Закончив небольшой киотик, на радостях о принятом решении он выпил пузырек и лег спать. Наутро жена его отправила в гараж набрать в яме картошки. Он не вернулся и к обеду. К вечеру брат Игорь пошел в гараж проведать отца, но гараж был закрыт, хотя изнутри горел свет. Брат вызвал милицию, и когда гараж вскрыли, то все увидели дядю Васю, сидевшего на краю ямы для овощей, с открытыми глазами и мертвого. Когда я примчался в Тобольск, дядю Васю вскрывали судмедэксперты. Они распилили ему череп, вынули все внутренности из живота, но причины смерти так и не нашли. Зашили ему живот красными нитками и все. Мысль сходить в храм Божий была, видимо, его самой лучшей мыслью за всю жизнь, поэтому Господь призвал его в этот момент. Получив заключение о смерти, его жена сказала: "От этого не умирают. Он просто не смог бы жить в этом новом мире".

Я подумал тогда, что неплохие смерти пролегают как раз между смертью дяди Васи, как начальной формы примирения человека и Бога, и смертью бабушки Лизы, как радостного соединения с Тем, Кого ждешь всю свою жизнь. Дальнейший опыт показал мне, что большинство мужских смертей в России группируются вокруг первого полюса.

Иудеи когда-то сорок лет блуждали в пустыне в поисках земли обетованной, хотя ходу до нее был один день. Это нужно было для того, чтобы в этих блужданиях умерли все, кто был рожден в рабстве.

Так и сегодняшняя Россия страшно расстается со своим рабским прошлым. Смерть часто становится сейчас уроком, потому что читается иногда как предупреждение. Первым таким предупреждением в моей жизни была смерть моего двоюродного брата Сереги. Его родители, дядя Саша и тетя Тамара, страшно поссорились перед свадьбой и жили, не расписываясь. Вся их любовь сосредоточилась на их сыне Сереге, которого они баловали, как могли. Уже к десятому классу у него была своя квартира, машина, дача и куча денег на сберкнижке. Чтобы не делить любовь к нему с другими детьми, тетя Тамара не решилась рожать и делала аборты. И вот Сергей поступает в строительный институт в Тюмени. Все в его жизни вроде прекрасно, будущее его упаковано, оно светло и ясно. На один день он едет домой в Тобольск, чтобы забрать необходимые вещи. Днем он катается с другом на мотоцикле, но неожиданно они сильно стукаются о проезжающий мимо строительный кран. Другу - хоть бы хны, а у Сереги - отрыв головного мозга от спинного. Девять дней он лежит в коме, а затем умирает.

Поначалу я оказался в затруднительном положении - я не знал, как вообще относиться к тому, что "гибнут молодые и здоровые". Но мне объяснила одна тетка, что вообще-то я должен чувствовать стыд, потому что брат Игорь в это время воевал в Афганистане, Серега разбился, и я был виноват уж тем, что просто был жив. Но моя мудрая бабушка Лиза сказала, что я ни в чем не виноват, и что Господь забрал Серегу у родителей, потому что они любили его больше, чем Бога.

Почему образ серегиной смерти так сильно остался в моей памяти? Потому что родители его практически сразу сошли с ума. Уже на похоронах, похожих на воплощенное абсурдистское отчаянье, во сне тетя Тамара увидела Сергея, который просил у нее "онтарио". Родственники интерпретировали сон так, что имеется в виду книга Фенимора Купера "Следопыт, или на берегах Онтарио". Книга была немедленно доставлена из школьной билиотеки, положена в серегин гроб и вместе с ним похоронена. На могиле Сергея был поставлен памятник-стелла с бронзовым бюстом и трагичными строками. Обезумевшие от горя родители каждый день приходили на могилу. При этом отношения их совершенно расстроились. Дядя Саша обвинил тетю Тамару и в смерти сына, и в том, что она "всех ребятишек на помойку посбросала". Тетя Тамара начала пить горькую, а дядя Саша строить дома и приобретать имения, теперь уже не для сына, но просто по привычке. Он отрастил длинные волосы, и я начал было думать, что он стал ходить в храм. Но нет, поговаривали, что он завел себе женщину на стороне с единственным желанием - родить ребенка. К этому времени произошло страшное - памятник сына, к которому они ходили каждый день и который стал для них прижизненной святыней, - осквернили. В поисках цветных металлов какие-то бродяги сбили бюст сына со стеллы и попытались ободрать медную обшивку. Найдя бюст сбитым и изувеченным, дядя Саша опечалился, принес бюст домой, сел в кресло, безутешно заплакал от отчаяния и умер.

Мы с родителями приехали на похороны и застали следующую картину. В небольшой комнате на стенах развешано огромное количество портретов Сереги, посредине комнаты стоит гроб с покойником, в который набросана куча денег; у гроба в изголовье в стакане с рисом горит свеча и стоит рюмка водки с пожухшим кусочком сыра. Рядом с гробом сидят нетрезвые мужички и судачат. Я зашел с Псалтирью и намерением ее почитать над усопшим. Родственники суетились и меняли лед в больших тазах под гробом. Осмотревшись, я попросил убрать деньги из гроба. (Подумалось, вот всю жизнь пекся о деньгах, даже в гробу весь в деньгах лежит). В ответ мужики стали ругаться: "Да ты кто такой тут? Ему деньги нужны, чтобы место на том свете откупить. Родители так наши делали, и мы будем делать". Я не стал с ними спорить, я поднял Псалтирь и сказал: "Вот здесь, в этой книге, написано все про вас и про меня, и про всех людей. Я сейчас буду читать эту книгу, а вы уберете деньги, будете молчать и слушать, и если сможете, будете молиться". Они умолкли, собрали деньги, и я начал читать. Почитал я не более получаса, как лицо покойного, дотоле спокойное и светлое, стало меняться. Щеки отвисли, и лицо на глазах стало покрываться трупными пятнами. Читал я несколько часов, и Псалтирь в этот раз не согревала мое сердце, ужас от происходившего на глазах разложения сковал мою радость. Я вдруг понял, что причиняю трупу какой-то урон этим чтением, что его внезапное искажение как-то связано с моей молитвой. И когда заполночь родня окликнула меня отдохнуть, я ушел от гроба охотно, тем более что на смену мне молиться никто не садился.

Добавлено (28.11.2010, 16:41)
---------------------------------------------
А наутро эта смерть подарила мне еще большее открытие. Гроб принесли в храм Семи Отроков Эфесских, что на Завальном кладбище. Здесь крестили и отпевали всю мою родню, весь город Тобольск, и, надеюсь, что здесь и меня отпевать будут. Родня собралась вокруг гроба с покойником, лик которого еще более исказился со вчерашнего дня, он был просто ужасен. Все ждали священника. Наконец, пришел настоятель - отец Михаил. Он сказал несколько слов в назидание родственникам и начал отпевание. Но только провозгласил: "Благословен Бог наш всегда, ныне и присно и во веки веков", вдруг произошло нечто, что всегда будет у меня перед глазами: из-под опухших век покойника, обращенных к алтарю, вытекли две ярко-красные слезы. Покойник заплакал. Гул пронесся по храму, и стоявшие у гроба отшатнулись от него. Покойник оплакивал сукровными слезами свои нераскаянные грехи. Слова "Со святыми упокой" звучали из уст священника почти кощунственно. Как далеко отстояла картина этой смерти от покоя и мира святости!

Мало кто захотел прощаться с таким покойником, никто не прикоснулся к его охладелому лбу. Но и даже когда заколоченный гроб поднесли к могиле, выяснилось, что за двое суток могилу так и не смогли вырыть. Мраморный саркофаг, покрывавший могилу Сергея, рядом с которым хотели похоронить его отца, проморозил землю на два метра, и отдолбить ее было очень сложно. Сломали два отбойных молотка. Гроб стоял на табуретах, земля его не принимала. Прошло еще часа два, пока гроб, наконец, зарыли, и промерзшие люди пошли согреваться спиртным на поминках. Родственницы-христианки, правда, предупредили, чтобы покойного водкой не поминали, но зрелище плачущего кровавыми слезами покойника так потрясло всех, что через полчаса все уже напились.

Пожалуй, это была самая страшная смерть в моей жизни. Она не оставила почти никакой надежды на спасение, хотя я стараюсь поминать дядю Сашу за упокой.

Знакомый мой Дима занимался экстрасенсорикой, ездил по северам, народ дурил. Он разбился на машине, уходя от милиционеров. Причем не только сам разбился, а погиб его пассажир. Сорок дней после этого он лежал в коме с перебитыми ребрами и разорванными внутренними органами. Из комы его не выводили, боялись, что умрет от болевого шока. Но он очнулся на девятый день, пришел в себя на мгновение, сел на реанимационной койке да как заорет: "Священника, позовите мне священника!", и опять - в кому. На сороковой день скончался. Во гробе был тоже ужасен. Всегда, когда читаю каноны ко причастию и натыкаюсь на слова "вижу во гробе брата моего бесславна и безобразна...", всегда вспоминаю лицо Димы во гробе.

Наш друг Артур как-то проявил инициативу, съездили мы на могилу к Диме со священником, отслужили литию. Насилу могилу-то нашли. Помолились, спросили батюшку, что бы это значило - 9 и 40 дней комы Диминой? Батюшка сказал, что только одному Богу известно. Артур, когда с Диминой могилой прощались, поцеловал его фотку. В этот момент у него ледышка с усов растаяла о памятник, и потекла слезой прямо из Диминого глаза, будто он плачет. Все вздрогнули.

Но больше всего получил я уроков от смерти Саши К. Молодой парень, здоровый, умный, ловкий и богатый предприниматель. Только что женился и купил новую квартиру. Но вот все оккультизмом да чернокнижием занимался. А тут просто выпил полстакана водки, и у него поджелудочная железа отключилась. Начался панкреонекроз. Отвезли его в больницу водников, сделали операцию, да неудачную. Стал он помирать. Его друзья приехали, на ночь глядя, к отцу Тихону, наместнику Свято-Троицкого монастыря, и просили его окрестить в реанимации умирающего друга. Отец Тихон поехал. Саша был в сознании, креститься согласился. Сашу окрестили, но лучше ему не становилось. За неделю сделали еще шесть операций. В горло и живот вставили катетеры, посадили на искусственное дыхание, живот расшнуровывали, промывали каждый день и зашнуровывали снова. Он держался молодцом, боролся за жизнь, контролировал все аппараты, к нему подключенные, крепко сжимал руку при встрече. Говорить уже не мог из-за катетера, писал ручкой в блокнотике. Мы почему-то все думали, что он выживет, молились за него. И вдруг отец Тихон берет меня с собой и едет в реанимацию к Саше. Я спрашиваю: зачем? Он говорит: исповедовать и причастить. Я спрашиваю: а как его исповедовать-то, коли он говорить не может. Батюшка отвечает: ресницами, я ему грехи называть буду, а он мне моргать будет, был такой грех или нет. Приезжаем в больницу, а у Саши уже голова как у негра стала, - почернела. Он лежит, дышит тяжело. Отец Тихон его часа полтора исповедовал. Потом слышу, запел батюшка, началось причастие. И Саша, как только прикоснулся Даров Христовых, вдруг вздохнул так сильно и порозовел, на лбу испарина выступила. Доктор реанимационный замельтешил: "Вы что с ним сделали?" - "Святых Тайн Христовых причастили!"

Когда выходили из больницы, отец Тихон велел через некоторое время забрать бутылочку, в которую через катетер выливалось содержимое желудка - "чтобы попирания Святынь не вышло". Когда я заехал за бутылочкой, увидел, что Саше сделалось лучше. Но ненадолго.

Через два дня он умер. Во гробе он лежал светлый и умиротворенный. Я спросил о. Тихона, мол, за какие заслуги Господь сподобил Сашу креститься перед смертью, омыть все свои грехи, исповедаться и приобщиться Святых Тайн? Батюшка посмотрел на меня и сказал: "Наверное, человек был добрый".

Это была вторая хорошая смерть в моей жизни. Страшная, мучительная, но хорошая.

И я стал думать после этого, что и мне неплохо было бы помучиться перед смертью, отбросить через боль все свои страсти, примириться с Богом на той глубине, на какую только способен. И еще вот что я понял о мучениях. Вылилось это все в разговоре со студентом моим, баптистом. Заговорили мы о святых угодниках, которых они, баптисты, не признают. И я ему сказал, вот, посмотри на мучеников христианских, они так верят в Бога, что готовы претерпеть любые страдания за Христа. Но подумай и о том, как верит в них Христос, раз попускает им такие страдания, как он доверяет их вере! Бог уважает человека, и эти испытания перед смертью - как раз тот предельный случай, который открывает глубину того, во что вырос человек в своей жизни. Христос делит с нами смерть, но лишь для того, чтобы дать нам воскресение.

И поэтому смерть - это самое прекрасное, что может быть в жизни человека.

Часто, когда на меня накатывает уныние, я прошу у Бога смерти как избавления. Святые отцы говорят, что просить себе смерти равнозначно тому, когда больной рубит свою постель. Жизнь - это болезнь, а смерть - выздоровление. Недаром умирающий Сократ просил учеников принести за него петуха в жертву Асклепию. Такую жертву приносили, когда человек выздоравливал от продолжительной болезни. Сократ смертью выздоравливал от жизни.

Смерть прекрасна. Отец митрополита Сурожского Антония, Борис Блум, любил говорить сыну, что смерть нужно ждать, как жених ждет невесту. Как моя бабушка Лиза ждала Лопатина и Могилина.

Смерть - это истинное торжество и величие человека.

Конечно, хорошо что покаялся вовремя. Но меня удивляет еще одна мысль: Если смерть прекрасна, то как у этого человека уложится мысль о Страшном Суде? Я боюсь смерти не в том смысле, что лишусь чего-то, но именно потому, что понимаю, ск-ко грехов... Они ведь еще не исправлены. А если дуть как прекрасна смерть праведников, не соотнося со своими грехами - это может привести к легкомыслию.

"Как можно молиться за самоубийц?
Одна из главных причин самоубийства - неверие. Нет ни одного человека, которому бы не посылались скорби, испытания, болезни. И это промыслительно. Ведь как бывает в природе: если постоянно светит солнце, все сгорит, значит, нужны тучи, нужен ветер и буря, нужен дождь. То же самое и в жизни человека: когда все прекрасно, человек перестает ценить добро. А мрачные дни, скорби напоминают человеку, что вся земная жизнь - это только подготовка к вечности.
Самоубийство - страшный грех, большая беда и для погибшего, и для родных, что остались жить. Жизнь - это дар Божий. Человек не по своей воле пришел в этот мир и не по своей воле должен уйти из него. Каждый христианин чает получить кончину “непостыдную и мирную”, он знает, что за земной жизнью последует другая - вечная жизнь, где ждут его вечное блаженство или вечные муки. И от него самого зависит, обретет он покой или страдания...
Часто бывает так: умер муж, жена скорбит, скорбит сильно, почти каждый день ходит на могилку; думы круглосуточно, с ними ложится спать, с ними встает, а порой и сна нет, и доводит себя до такого состояния, когда демоны уже над человеком имеют власть. Мы знаем об этом из опыта, через исповедь. Наступает ночь - и мнимый муж возвращается. Каждую ночь приходит, и жена уверена, что муж вернулся, и спит с ним. Утром он собирается, уходит, а ночью опять возвращается. Но это не покойный муж, а демоны, что приняли его вид. И частенько мы видим: если человек не опомнится, не обратится в церковь, кончает жизнь самоубийством. Таких людей святая Церковь, согласно Апостольским правилам, на общем кладбище хоронить не благословляет, их хоронят вне кладбища, крестов на могиле не ставят, а ставят кол, их не отпевают, за них не молятся и на просфору не подают. Да и как отпевать самоубийцу, просить: “Упокой, Господи, душу раба Твоего - на Тя бо упование возложи” (то есть так, как он на Тебя, Господи, надеялся), если покойный сознательно отказался от Господа, предал Его. Отказ от Господа - это и есть Предательство. И первым предателем и самоубийцей, как мы знаем из Евангелия, был Иуда.
Есть одна оговорка в Апостольских правилах: если человек психически больной, находящийся на клиническом учете, покончил с собой, будучи невменяемым, то за такого человека молиться можно, можно его и отпевать; если же психически больной покончил с собой сознательно, молиться за него нельзя".
Архим. Амвросий Юрасов

Несколько лет назад в моей жизни произошла огромная потеря.

Я был полностью выбит из колеи. Работать как следует не мог. Начал болеть. Но больше всего болела душа. Началась круговерть тяжелых мыслей:

– я виноват во всем: если бы не такие-то ошибки, я был бы счастлив,

– такого счастья больше никогда не будет,

– жить теперь незачем.

То есть жить, конечно, надо, я буду жить, но это будет совсем не такая жизнь, какой она могла стать, если бы не мои ошибки. Жизнь будет серой, безрадостной, впереди только одиночество, труд… и смерть. Которую почти никто среди людей не заметит.

Единственное, что помогало против этой боли, – непрерывная молитва. Но осознание никчемности, пустоты сохранялось.

Были в моей жизни разные успехи. Но это все внешнее. А ведь самое главное для человека, что наполняет его и делает счастливым, – любовь. Важно, люблю ли я и достоин ли я любви. А что делает меня достойным любви? Опять же – моя любовь к другим.

А разве есть во мне любовь ? Душа – как песчаная пустыня. Идешь по жизни, обдавая всех холодом. Поэтому и самому так холодно и… скучно. Не хочется ничего.

Это проблема многих людей, которые не получили в детстве в достатке любви. Мы проносим рану детства через всю жизнь. Мы движемся по жизни как автомобили без горючего. Мы растем, как деревья без воды.

Как мы движемся, как растем? Непонятно. Каким-то чудом. Но чем мы старше становимся, тем меньше у нас права оглядываться назад и обвинять свое детство. Тем больше у нас возможностей что-то изменить.

Когда произошла эта драма, я как с высокой горы вдруг обозрел всю свою жизнь – что было, и что будет. Ясно увидел – еще не много, и вот конец земного пути. Приду я к нему с тем же эгоизмом, малодушием, съежившийся человечек с суровым лицом. «Зачем ты жил? – спросят меня. – Чем ты украсил мир? Кого ты сделал счастливым?». И мне будет нечего сказать в ответ.

Это очень страшно! Жить и не светить. Жить – и только потреблять. Это такая глупость, такая ошибка! Исправить потом нельзя уже будет ничего.

Это как если после окончания художественного института тебе приготовили большой холст и удивительные краски и дали возможность нарисовать прекрасный радостный мир. Такой, какой ты захочешь. При условии, что другой картины не будет, эта – первая и последняя. Ты учился, ты создан только ради этой одной картины. Но ты отнес холст и краски на базар, продал их и пропил. Ты мог оставить после себя что-то, что будет дарить людям радость и украшать мир. А оставил только пустые бутылки, окурки и грязь…

Мне захотелось сейчас же, немедленно бежать на улицу и что-то делать для других.

На тот момент я был знаком с двумя группами добровольцев. Одна помогала детям, больным раком крови, другая – детям-сиротам и старикам. Я сразу связался с обеими группами, спросил, чем могу помочь. С первой как-то не получилось, там я не почувствовал себя нужным, во второй мне предложили общаться с детьми.

В этой группе милосердия несколько десятков девушек и женщин ходят в одну детскую больницу, заботятся о младенцах-отказниках. Мне как мужчине предложили ходить к старшим – от 3 до 16 лет, – чтобы разговаривать, поддерживать, утешать. В это отделение дети попадают либо когда родители отказались от них, либо когда государственные органы возбуждают дело о лишении родителей их прав, так как те не могут нормально заботиться о них. Это в основном дети алкоголиков и наркоманов. Дети из неполных семей. После двух-трех недель в больнице их ждет приют, потом – детдом; часть возвращается в свой холодный дом.

Я эгоист, никогда не умел поддерживать людей, утешать, даже в лучшие моменты своей жизни. А сейчас, раздавленный своей потерей, что я смогу дать этим детям?

Но я понимал, что именно это мне и нужно. Мне позарез нужна возможность поддерживать, дарить тепло. Тем, кому еще хуже, чем мне. Я думал, что у меня очень долго не будет получаться это. Но я твердо решил, что отступать мне некуда: буду ходить к этим детям раз в неделю, несмотря ни на что. Буду стараться, пока у меня не получится. Иначе зачем я живу?

В этом отделении не обычные палаты, а стеклянные боксы. Идешь по коридору – и видишь, словно фильм, вереницу трагедий. Ведь больная душа – страшнее, чем больное тело. Ненужные дети со взрослыми глазами. Часто стриженые наголо, из-за вшей. Чем старше – тем недоверчивее, хитрее, развращеннее. За свою короткую жизнь многие из них вытерпели гораздо больше зла, чем я за свою длинную. И они понимают это. Понимают, что по-своему они старше, старее, опытнее, чем те, кто их здесь пытается лечить и воспитывать. Но у них совсем мало опыта чужой доброты.

В первые два-три дня я входил в эти боксы, как на казнь. Мне было стыдно: этим детям нужен не такой помощник и утешитель, совсем не такой.

На что я надеялся? Только на Бога. Он может дать силы, вдохновение, слово. Он дает любовь. Чего Он ждет от нас, чтобы дать нам это? Только намерения. «Бог намерения целует».

И чудо случилось! Где-то за месяц, то есть за четыре дня общения, я нашел общий язык с этими детьми, научился (по-своему, конечно, у кого-то получилось бы лучше) утешать плачущих, заинтересовывать равнодушных, вызывать на откровенность закрытых. Я стал с радостью входить к этим детям и даже скучать по ним. Более того – за этот месяц я пережил свою трагедию и снова научился смеяться! Хотя один умудренный опытом врач (лечивший мою болезнь, начавшуюся в момент кризиса) утешал меня: «Уже через год ты будешь смеяться!». Какой там год, меньше чем через полгода я был в гораздо лучше форме, чем до кризиса.

Речь вовсе не о том, как я кому-то помог. Разговор о том, как нам самим помогают наши добрые дела.

Кто отдает, тот получает.

Эта истина известна всем. Но большинство понимают ее в смысле «ты мне – я тебе». Причем лучше я тебе поменьше, а ты мне – побольше.

Есть и другое понимание этой мысли. Если ты отдаешь бескорыстно, отданное возмещается тебе. Не людьми. Бог возмещает тебе затраченное. Более того – дает тебе радость.

Еще в день моего первого прихода в эту группу милосердия я поговорил с четырьмя участницами этой группы – сестрами, как они друг друга называют. Хотел сделать статью о группе. До статьи тогда дело не дошло, а вот сейчас самое время привести их слова о том, что им дает эта трудная работа – целый день в жарком боксе, с вонючими пеленками, с чужими больными младенцами.

Татьяна, 53 года, учитель физики: «Мне по возрасту должно быть тяжело так работать. Наоборот, на следующий день летаешь, и все дела спорятся. Поэтому самые серьезные свои дела стараешься делать на следующий день после больницы».

Юлия, 22 года, студентка: «Пока работаешь в больнице, а работаем мы по 12 часов, устаешь. Выходишь на улицу – просто летишь на крыльях. По-другому смотришь на мир, на людей. Такая благодать! И если кто-то на ногу в метро наступил, лучше стерпишь или улыбнешься этому человеку, чтобы не потерять благодать. Когда что-то плохо в жизни, думаешь: «Ну, почему это всё на меня навалилось!» Вспомнишь этих детей – ДЦП-шников и думаешь: «А им каково?» И сразу: «Слава Богу за всё!»

Мария, 32 года, начальник клиентского отдела крупной международной корпорации: «После дня в больнице чувство, что не зря прожит день. Не мы помогаем детям, они нам помогают. Хоть какие-то добрые чувства в нас просыпаются! И не только во мне, но и в моей дочке. Она спрашивает: «Ну, как там Миша? Как Леночка?» У нас дома уже больше 300 фотографий детей из больницы.

Конечно, ты не можешь спасти ребенка, но можешь хоть немного поучаствовать в его жизни. Ты всего-навсего человек, ты не можешь сделать больше, чем Господь. Поэтому не нужно брать на себя слишком много и отчаиваться.

Недавно мне зуб лечили, обезболивать не стала. Вспомнила этих детей – боли не чувствовала».

Наташа, 27 лет, менеджер по продажам: «Ждешь дня в больнице как праздника, как причастия. Это день, который прожит не зря. Ты нужен, ты реально можешь помочь. После дня в больнице чувство как после хорошей исповеди, когда грехи омыты слезами, примиренность с Богом. Всю неделю ждешь следующего похода в больницу».

Это не причуда отдельно взятых православных женщин. Это один из законов жизни человеческой души. Коротко и выразительно об этом законе говорят русские пословицы, хранящие вековую мудрость народа. «Что людям желаешь, то и сам добудешь». «Добро сотворить – себя увеселить». «Доброму человеку что день, то и праздник».

А телевидение, журналы и реклама нас уверяют: «Бери от жизни всё, хапай больше, развлекайся. Плохо тебе? Значит мало хапаешь, жри больше, развлекайся активнее. Пей, кури, потребляй людей для своего удовольствия». И мы, бедные, гонимся за этим призраком, стремимся все к новым и новым «высотам». «Высот» достигаем, но счастья не находим. Потому что ищем его не там. О душе своей забыли.

Вот как выражал этот закон наш современник, греческий старец Паисий: «Делая добро, человек чувствует радость. Делая грех – страдает. Чем больше добра делает человек, тем больше он радуется, чем больше делает зла, тем сильнее страдает его душа».

Святой праведный Алексий Мечев: «Случай сделать добро кому-либо есть милость Божия к нам. Поэтому мы должны бежать – стремиться всей душой послужить другим. А после всякого дела любви так радостно, так спокойно на душе, чувствуешь, что так и нужно делать; хочется еще и еще делать добро. После этого будешь искать, как бы еще кого обласкать, утешить, ободрить».

Я убедился в этом на своем опыте. Удивительно было замечать за собой, что очередной зарубежный тур радует гораздо меньше, чем день в больнице, потраченный как бы не на себя. И уже не нужен следующий тур, понимаешь, что это самообман, мираж. Только кажется, что он тебя порадует. Нет – удовольствие опять надует. Оно всегда надувает. Манит – и оставляет ни с чем.

Добрые дела не только помогли мне невероятно быстро пережить кризис, они резко изменили мою жизнь в лучшую сторону.

Я теперь лучше отношусь к себе, нет чувства ненужности, бессмысленности существования. Теперь я нужен многим. Я знаю, что могу сделать их жизнь чуть-чуть счастливее.

Я обрел полноту. Наполнена душа, наполнена жизнь. Свободного времени нет совсем, и особенно – для пустых или вредных занятий. Но конечно, больше всего я люблю себя, когда я там – с этими детьми.

Многократно увеличилось количество друзей, причем все они – очень добрые люди, у которых мне есть чему поучиться…

Всего, что я получил, не опишешь. Уверен, ничто, кроме добрых дел, не могло бы помочь мне так, ТАК изменить мою жизнь.

Всем, кто чувствует неполноту своей души, своей жизни, бессмысленность существования, боль от утраты, обиды, вины, я советую это удивительное лекарство – лечение добром.

При правильном употреблении это лекарство обязательно помогает и не имеет вредных побочных действий. Но употреблять его нужно правильно. Потому что зло существует рядом с нами, и оно стремится исказить, извратить все наши добрые начинания, чтобы не дать нам стать счастливыми. Чтобы мы не научились любить.

Любовь и добро – всегда от Бога. Поэтому ясная и стройная система отношения к добрым делам, наука того, как их нужно делать, имеется в Православной Церкви. Вот основные вопросы, которые возникают у человека, который хочет заняться добрым делом...

http://realisti.ru/main/good?id=114

Добавлено (08.01.2011, 15:53)
---------------------------------------------
"Исповедь самоубийцы

Мне 38 лет, образование высшее, живу в Сибири, в Кемеровской области. Работала вахтовым методом в одном из газодобывающих управлений в Томской области. Работой очень дорожила.

Всегда интересовалась аномальными явлениями, читала статьи, часто думала об этом. Потом, в течение нескольких лет, и со мной стали происходить странные явления: то небольшой полтергейст в квартире, то появление и исчезновение предметов. Страха не было, и я поощряла «барабашек», считая их проделками «симпатичного домового». Хоть какое-то развлечение в не слишком разнообразной сибирской жизни. Я и предположить тогда не могла, чем обернется для меня эта симпатия.

Родители мои, крещенные с детства, не верили в Бога, считая церковную жизнь предрассудком прошлого. И все же в пятилетнем возрасте меня крестила бабушка, однажды тайком от родителей отведя в храм. С тех пор душа, где-то в глубине, хранила веру в Бога, но я старалась не думать о Его бытии и в храм заходила редко.

Вела я, мягко говоря, не очень праведный образ жизни, что и послужило причиной моего увольнения с работы, которая, к слову сказать, приносила хорошие деньги. Увольнение потрясло, я перестала спать, запрыгало давление, однажды случился тяжелый сердечный приступ.

И вот, на фоне безсонницы и уныния, я услышала успокаивающие голоса, предсказывающие мне прекрасное будущее. Я сразу подумала, что сошла с ума, что началась шизофрения. Ни с чем другим связать эти «голоса» не догадалась, а тем более с нечистой силой. Как только появились мысли о сумасшествии, «голоса» начали меня уверять в обратном, а для доказательства демонстрировали, например, движения взад-вперед минутной стрелки в часах. Видели эти движения и мои друзья. Но они воспринимали их как фокусы, производимые мною при помощи магнитов или других приборов (я работала одно время слесарем контрольно-измерительной аппаратуры).

Сначала «голоса» представлялись как «энергоинформационные сущности». Беседы происходили по ночам. И разговаривала я якобы с «центральным компьютером энергоинформационного поля» (такие названия даже после учебы в институте были для меня неизвестными, загадочными). «Они» рассказывали, как по ночам «считывают» информацию с людей, причем у некоторых контактеров не выдерживает сердце и они умирают от инфаркта. Общаться я отказалась — не до того — я ведь потеряла работу, а тут какая-то ерунда... Да и в «их» рассказах ничего нового не было, и я начала насмехаться над «сущностями», будучи совсем уверенной, что сошла с ума.

Тогда «они» избрали другой вариант, более действенный. Я услышала голоса бабушки, маминой мамы которая меня вырастила (крещена я была бабушкой по отцу), и голос умершей подруги. Я громко заплакала и безоговорочно поверила, что это голоса дорогих моему сердцу людей. «Близкие» сообщили, что находятся в аду: бабушка за безбожие, а подруга — за дурное поведение (я, однако, вела себя не лучше). Мне они предрекли аналогичную участь.

И начали упрашивать добровольно уйти из этой жизни. Сказали, что здесь меня уже ничего не держит, дочь устроена, с мужем мира не будет, маму я смогу забрать к себе, когда захочу... В конце концов я согласилась.

«Они» велели напиться водки и сообщили, что ночью, наконец, заберут к себе. И продемонстрировали, как это произойдет. По телу сверху прошла волна в область сердца. И в это мгновение сердце остановилось. Я попыталась закричать, но не смогла. Волна тем временем вышла через ноги и пошла дальше. Через секунду сердце забилось опять.

Только тогда я поняла, что была на волосок от смерти. «Они» только спросили: «Ну что?! Успела позвать на помощь?» Этим «они» хотели продемонстрировать, что могут, но не забирают меня насильно. И в доказательство своей силы показывали фокусы: то мое лицо в зеркале становилось гладким, как у ребенка, то сухим и морщинистым, как у дряхлой старухи.

Предсмертную записку я писала только под «их» диктовку.

И вот я напилась и заснула. Проснулась среди ночи, в три часа, с жуткой головной болью, но живая. «Голос» сообщил, что выдержало сердце. И тут я умирать передумала. Нашла в себе силы встать, подойти к столу и уничтожить записку. Но «голоса» не умолкали. В комнату с гулом наплывал какой-то серый, вонючий туман. Голову сдавило так, что, казалось, вот-вот упаду в обморок. Я закрыла ладонями уши, но гул не прекращался.

И вдруг я «их» увидела. Эти существа были похожи на лунную дорожку в чуть подернутой рябью поверхности воды неглубокого озера. Тут я догадалась связать их с нечистой силой и совершила крестное знамение. Существа тут же исчезли, затих и гул. Я снова легла и спокойно уснула.

Потом в душе появилось даже некоторое умиротворение и уверенность, что такое больше никогда, не повторится. Но к вечеру опять начал накатывать знакомый дикий страх, обычно предшествовавший появлению нечисти. Пришлось даже вызвать «скорую помощь» и сделать успокоительный укол. Спала я в эту ночь как убитая.

На следующий день, в воскресенье, я, вспомнив бабушку, решила сходить в церковь. Помолилась, как умела, по молитвослову, что незадолго до этого подарила мне двоюродная сестра, купила икону Божией Матери.

Ночевать одна не рискнула — пригласила к себе двух подруг. Удивительно, что гул, сопровождавший появление нечистой силы, они тоже слышали, но не придали ему особого значения: решили, что это гудят трубы центрального отопления. Я не стала их переуверять, не стала рассказывать им о своих проблемах, — сама ведь сомневалась в реальности происходящего. Далеко за полночь знакомые ушли, но пообещали, что через некоторое время вернутся.

Оставшись в одиночестве, я вновь начала испытывать ужасные атаки со стороны нечисти, которая неожиданно заговорила со мной от имени Господа. Железный «голос» перечислил мои грехи, а потом потребовал выбирать: или смерть, или сумасшествие.

В своем невежестве я поверила! Опять закрутилась навязчивая мысль о самоубийстве. И все же я не соглашалась покончить счеты с жизнью. Тогда «голос» пригрозил забрать вместо меня дочь или маму. Голова закружилась в тяжких раздумьях: «Я никому не хочу зла. Надо выбирать. Остаться сумасшедшей? Кому я такая нужна...»

И вот наконец решилась — со слезами, повинуясь воле «свыше», взяла нож. В это время я была похожа на робота: сознание противилось, но руки все равно повиновались кому-то другому, резанув по горлу.

«Теперь умирай, — услышала я. — Через два дня мы тебя встретим». Теряя сознание, я спросила: «Где?» Ответ был страшен: «В аду. Ведь ты — самоубийца». После этого раздался истерический смех и последнее восклицание, которое четко прозвучало перед тем, как я рухнула в черную бездну. Ужасные четыре слова: «Над тобой смеялся бес».

До сих пор удивляюсь тому, как мне удалось выползти на лестницу, где меня, истекавшую кровью, и обнаружили соседи.

В больнице я провела без сознания три дня, а после стала приходить в себя. Как только мне полегчало, я опять испытала атаку бесовской силы. Нечисть снова стала угрожать мне, заставляла вытащить иглу капельницы из вены и тем самым покончить с собой. Но, — удивительное дело! — я владела руками и находила силы бороться с бесом.

Силы все же постепенно стали снова покидать Меня, уступая место знакомому страху, но вдруг где-то рядом тихий ласковый голос приказал мне не слушать бесов. Их угрозы не имеют никакой силы, пока я не дам своего согласия. Позже священник объяснил, что это был голос моего Ангела-хранителя.

Нечисть долго совещалась, о чем-то спорила, страшно кричала и... решила оставить меня в покое. «Давай, — говорят, — мы умертвим человека, который выгнал тебя с работы». Не получив моего согласия, голоса удалились, чуть позже затих и неприятный гул. И в полной тишине ласковый голос сказал: «Наташа! Смотри, чтобы не было за тебя стыдно». Я пообещала больше не грешить и в тот же день начала поправляться.

Перед выпиской из больницы меня обследовал психиатр, но отклонений не нашел. Через некоторое время я исповедовалась и причастилась Святых Христовых Таин. С тех пор хожу в храм, молюсь, читаю духовные книги. Будто вновь открылись глаза и увидели ослепительно белый свет после долгих лет жизни в затхлом подземелье.

Прошло уже больше года, но иногда все же далеко-далеко слышу знакомый гул. Немедленно ограждаю себя, как учил батюшка, крестным знамением — гул исчезает.

Я безмерно благодарна Господу, что оставил мне жизнь для покаяния.

раба Божия Наталия (Письмо в редакцию газеты «Православный Санкт-Петербург»)
http://www.library.pravpiter.ru/book_3/5.htm

С каким-то совершенно непонятным упорством некоторые люди защищают будущее несуществование: борются не за свое спасение от смерти, а за свою смерть. Этот смертоносный дух можно видеть, прежде всего, в отчаявшихся людях. Вот, движимый идеей самоистребления, человек прыгает с моста в воду; видящие его безумный поступок, желая человека спасти, бросают ему спасательный круг, веревку, посылают лодку, чтобы его подобрать. Но отчаявшийся отвергает всякую надежду на свое спасение: он отказывается от спасательного круга, отбивается от людей к нему поспешивших, и со всей силой устремляется ко дну, надеясь на пучину, на то, что она его примет, окажет ему милость, осуществит его самоистребление… Какая удивительная надежда может владеть человеком, надежда на смерть, на ничто! Даже вечной смерти человек может отдаваться всею своею волей и верой!
Отдавшиеся духу гибели всю свою жизненную силу направляют на отрицание именно этой жизненной силы, своей и других людей. Но воля человека есть избыток жизни: нельзя волей утверждать смерть. Только те, кто верят в избыток жизни, могут быть провозвестниками истины в человечестве.
Естественно, что Христовы апостолы хотели зажечь верой в вечную жизнь всех людей: таково самое существо их веры. Сила бессмертная бьет в них ключом и изливается на мир. Но какое чувство избытка может быть у верующих в ноль и проповедующих кратковременность и случайность жизни и ее уничтожение?
В активности антирелигиозников кроется неразрешимое противоречие.
После октябрьской революции широкая волна антирелигиозной проповеди разлилась по России. Во всех углах страны проповедовался атеизм, вера в черную яму небытия. Эту идею смерти и уничтожения личности антирелигиозники странно выводили из идеи "прогресса", "культуры" и "науки". С такими привлекательными лозунгами они себя и других бросали в объятия духовной смерти. Стали тогда издаваться журналы с яркими обложками, высмеивающие святыню народа: "Безбожник", "Безбожник у станка", "Антирелигиозник" и другие. Много книг, брошюр и статей было брошено в народ для уничтожения религии. Начались в стране антирелигиозные карнавалы, маскарады, шутовские кощунственные игры и процессии. Пошло массовое осквернение и разрушение храмов, монастырей, — великое оскорбление народной души. Не удовлетворенные собственным неверием в Бога, унылые, тоскующие, ожесточившие сердца свои люди (несчастные, конечно), громко назвавшие себя "воинствующими безбожниками", хотели веру в вечную жизнь вырвать из всех человеческих сердец. Это был огромный замысел. "Союз воинствующих безбожников" провозгласил себя организацией со всемирным размахом. Члены этого Союза доносили на верующих в Бога, оклеветывали священников, посылали на смерть пастырей Церкви… Молодежь не допускалась в храмы; вытравливалась вера из детских душ! Много верующих стали в те годы мучениками!
Начавшаяся борьба против веры была нова для народа, кроме того, она прикрывала свою великую неправду частичной правдой: обнаружением нравственной слабости некоторых верующих в Бога людей и пастырей Церкви. Конечно, были в стране священники, которые несли свое служение холодно и безучастно, не по заветам Христовым. Заражались материализмом некоторые монастыри…
Но не материалистам было на это указывать. Жизнь церковная не всегда бывает на высоте, потому что не все люди одинаковы по силе своей надежды на Бога; и во всяком своем положении человек сохраняет свободу быть или не быть со Христом.
Когда открылось в России широкое гонение на Церковь, храмы и монастыри взрывались, верующие и священники тысячами арестовывались и умирали в лагерях, — тогда, именно в эти годы, русский народ ясно увидел, что власть преследует в лице пастырей Церкви не "эксплуататоров народа", но бедняков и "лишенцев", людей, у которых отняты все права и самое право на жизнь. Народ понял, что власть преследует исповедников и мучеников. И воинствующее безбожие потеряло всякую силу в русском народе, оно стало отвратительно для всех.
А Христова Церковь, пройдя чрез самое великое в истории мира гонение, освободилась от двоедушных и малодушных последователей своих. Волна активного мирового безбожия разбилась о русскую землю. И когда настала последняя война, сами неверующие обратились к Церкви — за духовной помощью стране и народу… Без молитвы и церковного благословения многие русские воины не хотели умирать за свою землю… И живое, искреннее чувство страны поэты начали выражать в словах, полных любви — не только к родине, но и к ее душе. Во время войны стали открываться храмы по всей стране. Вспомнила Русь душу свою. Но миновала война… Государство, следуя своей материалистической диалектике, то есть принципиальной беспринципности, накренилось в другую сторону. В школах, в университетах, в партийной работе и в специально созданных для этой цели учреждениях — опять идет борьба против веры и Церкви. Но "тщетно замышляют люди". И — сеющие ветер пожнут бурю".

Было время, когда меня в жизни ничего не интересовало... С 14 лет пить начал, в 15 — постоянно. В 16 лет уже токсикоманом стал...

Душило отчаяние.

В день последнего школьного звонка хотелось с крыши сброситься. Как-то удержало что-то... Потом протест был против общества. Сделался панком...

Легкие наркотики пошли. Потом все серьезней стало. Панковский девиз: "No future for you" — "Нет будущего для тебя". Самый пик — в 17 лет умереть. Никогда не думал, что переживу 17 лет...

Панковская жизнь, акции... Попытки самоубийства. Но как-то оставался живой... Отчаяние было страшное, наркотическое такое: разрываешься на части. Голова, каждая клеточка болит. Невозможно находиться в таком состоянии. Отчаяние было все глубже...

Время шло. Вообще было тяжело жить, мыслить, существовать. Мне исполнилось 18 лет, а смотрю — еще живой. Думаю, последняя попытка — и все уже.

Перестал даже пить. Трезвым был какое-то время. Думал: ни одной попытки больше самоубийства, только последняя. Одна. Хоть зубами перегрызу себе вены...

И решимость назревала. Уже перестал со всеми общаться, с друзьями. До этого тоже ни с кем не общался, потому что постепенно рвались связи с обществом. Совсем. Такой антисоциальный образ жизни...

И вот сидел я как-то дома, в четырех стенах. Зашторенные занавески. Тяжело. Невозможно, больно, что-то душит. Нечем заняться... Я просто взял книгу. Раньше, давно, я любил читать. Все перечитал. Достоевского не читал... Взял "Братья Карамазовы".

Вначале как-то тяжело читалось, а потом — когда нет никаких впечатлений, внешних восприятий — начинаешь переживать жизнь героев, их душевные состояния, поступки.

Я впервые, наверное, понял, прочитал, что есть светлые люди, есть светлая жизнь. И темные стороны стали еще глубже, острее видеться в себе...

Дочитал до момента, когда старец Зосима рассказывал о своей юности. Он совершил плохой поступок, потом раскаялся и стал просить прощения.

У меня весь мир поменялся. Все как-то зазвенело. Новая жизнь почувствовалась. Меня потрясло это — что можно поменяться, что можно вновь ощутить, даже на таком краю, эту жизнь. Я понял, что весь ужас может отойти. Впервые в жизни меня коснулся свет, и мне стало легко. Я несколько часов, полдня, переживал радость необъяснимую. И уже не мучила меня, не терзала эта боль, эти состояния... И я понял, что есть свет, есть жизнь. И я подумал, раз есть свет, жизнь, то я буду жить. Раньше мне хотелось умереть, но я буду жить!

И все стало меняться. На следующий день было еще тяжелее, но я уже знал, что жизнь есть, и начал пытаться жить.

Трудник монастыря"
http://www.obitel-minsk.by/obitel-minsk_oid326107.html

Добавлено (06.02.2011, 18:02)
---------------------------------------------
"«В ЧЕМ ЗАСТАНУ, В ТОМ И СУЖУ»
http://eparhia.karelia.ru/olg.htm
Самоубийства становятся в наши дни становятся стихийным бедствием. Убивают себя люди разного возраста: старики, молодежь и даже дети. Человек как мятежник уходит из жизни, добровольно отдавая себя во власть врага рода человеческого. Какова психология большинства случаев самоубийств? Об этом мы беседуем со священником Крестовоздвиженского собора Петрозаводска протоиереем Олегом ЕВСЕЕВЫМ, выпускником медицинского факультета Петрозаводского государственного университета.

- Чаще люди, покушающиеся на свою жизнь, говорят, что устали жить. О задуманном самоубийстве порой можно услышать даже от бабушек, которые, казалось бы, в церковь ходят. Что же подталкивает человека к такому трагическому шагу? Причины разные. Это и чувство безысходности, когда отец семейства, потерявший всякую надежду найти работу, чтобы прокормить семью, решает свою проблему перечеркиванием собственной жизни, и нищета, и различные житейские обиды: старшие обижаются на то, что их внуки не слушаются, молодые, наоборот, что родители их не понимают. Бывают самоубийства и из чувства мести: например, «Ах, вы меня обидели, а я на себя руки наложу, пусть вам всем будет плохо».

Когда я работал в больничном отделении, то во время дежурств туда привозили и тех, кто пытался наложить на себя руки. Были среди них девушки, поссорившиеся с парнями, ребята, обидевшиеся на родителей, и даже студент, получивший двойку по истории КПСС! Случалось, что после праздника 8 марта девушка таким вот способом мстила молодому человеку за обиду. Принимала целую упаковку какого-нибудь сильнодействующего лекарства, и нам, врачам, приходилось прикладывать немало усилий, чтобы спасти ее от гибели.

Есть еще одна причина, когда люди кончают жизнь самоубийством. Это - физические страдания. Например, человек тяжело болеет и уже не может переносить боль.

- О чем свидетельствует такое состояние человеческой души с духовной точки зрения?

- Об упадке веры, о неверии в промысел Божий и, как писал митрополит Никон (Рождественский) об «озлоблении нравов и характеров» Человек, верующий в вечную жизнь своей души в загробном мире, не теряет надежды на ее спасение, поэтому даже при самых тяжелых обстоятельствах жизни он не отчаивается. Ведь отчаяние – это смертный грех, оно, как писал тот же митрополит Никон, «не дает место покаянию, убивает дух, гонит от человека спасающую Благодать Божию».

Да, человек пытается таким способом решить свои проблемы, но он не может убить свою бессмертную душу. И поэтому после смерти она с теми же проблемами, обидами, страданиями попадает в жизнь вечную, где уже не сможет найти никакого решения и спасения от вечных мук. Если при жизни человек еще может победить свои обиды, примирившись со своими врагами, или исцелиться от какой-то духовного недуга, то, перейдя в жизнь вечную, его душа такой возможности уже лишается, и, как учит Православная Церковь, попадает в места, где Бога нет, где бесы. И таким образом человек самоубийством обрекает свою душу на ад, на скорбь о том, что из-за минутной слабости рай для нее потерян навсегда.

- Сейчас мы наблюдаем в России стихийный религиозный подъем, немало людей приходит в Церковь и, видимо, кто-то из них, если когда-то и допускал мысль о самоубийстве, то теперь навсегда откинет ее прочь как грех неведения?

- Если, конечно, обопрется на камень веры и покается, дескать, еще поскорблю, еще потерплю. Но приходят люди и не верующие в Церковь, имеющие обо всем свое собственное суждение. Такие и к Богу относятся потребительски. Но в Церкви все зависит от внутреннего состояния и произволения человека, поэтому нет ничего, что было бы абсолютно полезно всем и в любом случае. То, что просит человек у Бога может быть ему и не спасительно. И тогда, не получив просимого, в озлоблении, отказавшись от борьбы с искушениями, человек себя убивает.

- А не подталкивает ли людей к такому же решению и нынешняя поддержка эвтаназии на Западе?

- Дело в том, что на Западе с помощью эвтаназии заканчивают жизнь люди с медицинскими проблемами, тяжело больные, а у нас сводят счеты с жизнью люди, столкнувшиеся с проблемами социальными, причем происходит это часто внезапно. Утром, например, юноша был в добром здравии, а после обеда мама находит его в петле, повешенным. Такое происходит сплошь и рядом, и порой, казалось бы, беспричинно. Но причина есть и кроется она в человеческой гордыне и малодушии.

- Что бы Вы посоветовали человеку отчаявшемуся?

- Я расскажу одну историю, написанную человеком, который тяжело болел. К нему явился Ангел и сказал: «Хочешь, я тебя помещу в ад, где ты помучаешься всего один час, но зато будешь потом всю жизнь здоров». Человек согласился. И вот попал он в ад, и стал испытывать невообразимые мучения и показалось ему, что уже прошло несколько лет. Наконец, приходит Ангел. «Ну, как ты здесь?», - спрашивает он, а человек ему отвечает: «Ты обманул меня: ты сказал, что я пробуду здесь всего один час». «Да, - говорит Ангел, - но еще не прошло и полминуты». «Тогда, - сказал человек, - я готов терпеть самую страшную болезнью всю свою жизнь, чтобы и одной секунды не быть в аду после смерти».

Необходимо, чтобы человек имел произволение к спасению, молился, был внимателен к тому, что рождается в его душе, помнил слова Господа: «в чем застану, в том и сужу». Чтобы справиться с искушениями, надо призывать Бога в помощь. Если же больны – молиться о здравии, читать молитвы за болящих; если же возникли какие-то проблемы с близкими, необходимо не снимать и с себя вины. Может быть, отношения в семье обострились из-за вашей же собственной гордыни и неуступчивости.

- Люди часто спрашивают, можно ли молиться за души самоубийц?

- Такие молитвы недопустимы в Церкви, но допускается домашняя молитва самых близких родственников за самоубийцу. Также бывает, что самоубийство совершается в состоянии невменяемости. «И за это Церковь не судит строго, - пишет митрополит Никон, - Бог в неисповедимых путях Своего промысла попустил такое несчастье, такое насилие со стороны врага рода человеческого в отношении к человеку, лишенному разума. Бог пусть и будет его единственным его Судиею…». Но в каждом отдельном случае вопрос о том, можно ли допускать церковное поминовения самоубийцы, решает церковная власть, которая берет на себя ответственность пред Богом за разрешение или запрещение такого поминания. Таково церковное правило, которому надо следовать неукоснительно.

Беседу вела Ольга СИДЛОВСКАЯ, 2001 год.

Добавлено (07.02.2011, 14:32)
---------------------------------------------
"Блаженный Августин в своих «Исповедях» рассказывает, как он из язычества обратился в христианство. Пока искал свет истины в философии, его постоянно преследовала мысль о самоубийстве. В конце концов он, колеблясь, начал думать, не принять ли Христианство. В терзаниях, со слезами и рыданиями, стал он молиться Богу. И вот слышит голос: «Возьми и читай! Возьми и читай!» Голос тонкий, как у ребенка или у девушки. Недоумевая, что это за голос, Августин пошел домой к своему другу Алимпию. Друга дома не застал, но увидел на столе книгу «Апостол». Как-то непроизвольно раскрыл он книгу и остановил взгляд на фразе из Послания апостола Павла к Римлянам: «Итак отвергнем дела тьмы и облечемся в оружия света» (Рим. 13: 12). Когда прочитал Августин эти слова, у него тяжесть спала с души. Он решил креститься, что и сделал. "
http://vera-tvoya.narod.ru/bib/serb/chud.html

Добавлено (07.02.2011, 14:39)
---------------------------------------------
"О возвращении к Богу

В монастыре Тавни публично исповедовался Велько Тадич из Егинова Луга: «Я не знал Бога. Когда служил в армии, из-за моего безверия меня искусила нечистая сила, и я взял с казенного склада несколько пар новых ботинок. Но вскоре после этого меня разоблачили, судили и осудили, а по отбытии тюремного заключения отпустили домой. Мне было так стыдно за то свое преступление, что я решил покончить с собой. Стрелял сам в себя из винтовки - и промахнулся. Удивляясь и осмысливая, как мог промахнуться, я пришел к убеждению, что меня Сам Бог сохранил. Он, Творец мой, хотел не моей смерти, а моего покаяния. Потому я раскаялся, заплакал и исповедовался. Мое покаяние вернуло меня к Богу и к душе. Мое покаяние стало для меня новым рождением. Это новое рождение принесло мне свет и радость жизни. Богу слава и хвала во веки веков. Аминь»."

"Существует пять основных импульсов, движущих людьми: личная прибыль и собственные удовольствия; семейные и кровные узы; общественные законы; совесть и чувство присутствия Живого Бога.

Пятый импульс - первая линия обороны; если человек не удержит ее, отступает на вторую (четвертый импульс); не удержав вторую, отступает на третью (третий импульс) и так далее, до первого. Так происходит деградация человека, деградация и гибель. Гибель, ибо и последнюю линию обороны может потерять человек. И тогда ему уже не остается ничего, кроме тупого безразличия ко всему, отчаяния и - самоубийства." http://vera-tvoya.narod.ru/bib/serb/about.html

Автор: Людмила Фёдоровна Ермакова.
Год назад в антикризисное подразделение медико-психологического центра, в котором я работаю, позвонила плачущая женщина. Её тринадцатилетний сын дважды пытался покончить жизнь самоубийством и грозит довести своё намерение до конца.

Приглашаю маму прийти ко мне в центр. Она прибегает через пятнадцать минут и начинает рассказывать о скандалах с сыном и мужем. Эта женщина стремится всей душой уберечь своего сына от пагубного желания "быть, как все", принимать в своё сердце всю ту грязь, которая широким потоком льётся на наших детей из окружающей действительности.

Единственную защиту от разрушающего воздействия современной молодёжной культуры она видит в воцерковлении своего сына, но тот не хочет идти в храм, исповедоваться, причащаться, поститься, молиться, с ненавистью и слезами встречает любые разговоры матери на эту тему.

Ситуация усугубляется тем, что муж не является её союзником в деле воспитания сына и крайне отрицательно относится к тому, что жена ходит в церковь. А теперь любимый сын заявляет, что ему всё надоело, он не хочет жить и все равно покончит с собой. Что делать?

Спрашиваю, давно ли она воцерковилась.

Отвечает: "Два года назад".

Интересуюсь, как её жизнь складывалась до этого.

Рассказывает, что была красивой женщиной, следила за собой, хорошо одевалась. Семья была дружная: хороший муж, сделал неплохую карьеру, послушные дети были... И вот сейчас семья разваливается.

"Может быть, неправильно воцерковляетесь?" - говорю я. До воцерковления - интересная, ухоженная женщина, сейчас - небрежно одета, кое-как причёсана, лицо унылое, во взгляде тоска и смятение. Разве так должен выглядеть человек, увидевший красоту и благодать православной веры? Раньше для мужа она готовила вкусные обеды, было живое, радостное общение в семье, а теперь, оказывается, "всё нельзя", в доме - напряжённая обстановка, следствие позиционной войны. Вкусные обеды - большая редкость. Как бедному мужу это вынести? В общем, получается, что, как только мама стала ходить в церковь, всем стало плохо. Но если всё стало хуже, то как же могут относиться к церкви муж и сын?

Очевидно, что отсюда и неприятие ими Церкви вообще и нового маминого образа серой суетливой мышки в частности.

Обратились к Евангелию: "Когда поститесь, не будьте унылы, как лицемеры, ибо они принимают на себя мрачные лица, чтобы показаться людям постящимися. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою.

А ты, когда постишься, помажь голову твою и умой лице твое, чтобы явиться постящимся не пред людьми, но пред Отцом твоим, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно" (Мф. 6, 16-18).

"Радуйтесь" - обращаются к нам св. апостолы в своих посланиях.

"Мудр ли и разумен кто из вас, докажи это на самом деле добрым поведением с мудрою кротостью. Плод же правды в мире сеется у тех, которые хранят мир" (Иак. 3, 13-18).

Многие наши женщины в начале своего воцерковления совершают одну и ту же ошибку. Начиная осознавать греховность прошедшей жизни, они плачут безмерно, впадают в некое постоянно присутствующее скорбное состояние духа, которое проявляется в выражении лица, в одежде, в невнимании к семейному быту и работе. Возникает парадоксальная ситуация: женщина приходит в Церковь, а её семья при этом начинает рушиться. Понимая это как "искушение", она начинает по своему разумению бороться со своими домашними, которых ей очень хочется любым способом привести в церковь, а если они не идут, то заставить всех хотя бы поститься.

Такая "новоначальная" христианка, проявляя "ревность не по разуму", сама становится сильнейшим искушением для своих домашних и делает их отношение к Церкви из безразличного резко отрицательным. А должно быть иначе: мамочка воцерковляется , и всем в доме становится лучше - обеды вкуснее, квартира чище, ругани меньше, радости больше.

Давайте вспомним, как ранее одевались наши православные женщины: сходим в исторический музей, посмотрим фотографии святой Царской Семьи. Мы увидим, что русские православные женщины, во всех сословиях по-разному, всегда одевались красиво, со вкусом.

Ныне определился уже некий "псевдоправославный" стиль в одежде наших женщин: невзрачно-балахонного вида кофты, юбки, куртки-плащи, в основном турецкого производства. Может быть, для Турции это традиционный стиль одежды, но история русского национального костюма доказывает, что одеваться скромно - не значит одеваться серо и бесформенно.

И пост всех видов трудно ввести в семье волевым решением, лучше это делать, по словам апостола, "по взаимному согласию". Я, например, знаю хорошие семьи, где мама и дети постятся и спокойно переносят то, что папа при них ест жареную отбивную и борщ с мясом. В семье мир и согласие. Есть семьи, где постится только мама, но покой и любовь сохраняются.

Расскажу ещё о супруге св. великого князя Димитрия Донского - преподобной княгине Ефросинии Московской. Оставшись вдовой, она всё равно должна была для всех быть достойной великой княгиней. Потому под пышными княжескими одеждами, а не в одеянии инокини, носила вериги и власяницу и изнуряла тело своё строгим постом так, что оно почернело и иссохло и "плоть прилипла к костям". Скрывая даже от близких свои подвиги, она украшалась драгоценными камнями и устраивала в великокняжеском тереме званые обеды, хотя сама и не прикасалась к изысканным яствам.

"Если ты хочешь помочь Церкви, то старайся лучше исправить себя самого, а не других. Если ты исправишь себя самого, то сразу же исправится частичка Церкви. И понятно, что если бы так поступали все, то Церковь была бы приведена в полный порядок. Но люди сегодня занимаются всем, чем угодно, кроме самих себя, потому что заниматься другими легко, а для того, чтобы заниматься самим собой, нужен труд" (Паисий Святогорец).

Недавно опять пришла ко мне эта женщина, уже с сыном, посоветоваться о некоторых его школьных проблемах. Лицо светлое, радостное. Сын очень дружен с мамой, советуется с ней, но решения старается принимать самостоятельно. Мальчик постится, причащается, летом ездил в паломнические поездки, хорошо учится в школе, очень ответствен и активен. Воцерковился ребёнок не по принуждению, а по любви. Слава Богу за всё!

Источник: http://ric.orthost.ru/rus/rz/psm/19/

В его рамках по всей стране организовываются разнообразные профилактические мероприятия. К примеру, в Минске на базе Международного Государственного экологического университета имени Андрея Сахарова были проведены 4 кинопоказа. Студенты смогли увидеть российский документальный фильм «Благословение или проклятие». Как отметила методист отдела воспитательной работы учебного заведения Елена Русанович, картина рассказывает о самоубийстве лидера группы «Нирвана» Курта Кобейна. Насыщенная кинопрограмма, организована и в Гомельской области. В кинотеатрах демонстрируются белорусский документальный фильм “Подумай, прежде чем решиться на самоубийство”, российские ленты “Парниковый эффект”, “Розыгрыш” и “Ворошиловский стрелок”.

А в России проводят?

Добавлено (27.06.2011, 17:06)
---------------------------------------------
@"Мне помог батюшка Иероним"

Пусть моя история будет горьким предостережением таким же людям, ищущим пути в жизни. Пусть такая же боль не коснется никого: она невыносимо тяжела. Пусть такие же ошибки не будут совершены другими, ищущими, как я, правильной дороги в жизни.
Родился я в рабочей семье. Между моими родителями уже тогда были сложные отношения. Папа и мама решали, жить ли им вместе и как жить (в настоящее время они уже живут в разных местах). Время шло, я рос. Школу окончил, пошел работать, появились деньги - стал выпивать.
Не будучи готовым к семейной жизни, я женился. Результат - развод, и ребенок растет без отца. Я запил. Страшное пьянство тянулось долго. Одурманенный, я не разглядел страданий находящегося рядом со мной человека, любящего, терпеливого, прощающего. Я его подло предал. Второй брак - снова развод, снова ребенок без отца. Новые искания. Крик души, вопль. Что делать? Так дальше продолжаться не может... Поиск пути: "система" Порфирия Иванова. Пустота. Водка. А на смену только отупение... Много работал, хотел иметь свое дело, но не все получилось, усилия не приносили утешения моей душе. Стали появляться долги (это меня мучило особенно), проценты по долгам. Поплыл по мутной воде порожистой реки моей жизни. Выхода из положения не видел. Полный тупик... Решил уйти из жизни. "Средство простое, - думал я, - этим и решу все проблемы сразу".
В это время стал ощущать тягу к Церкви. Иногда посещал службу, жертвовал, что мог, на храм. Решил перед смертью пойти в храм на вечернюю службу, чтобы помолиться об упокоении своей собственной души. После службы меня неожиданно пригласили отправиться в паломническую поездку по святым местам на десять дней. Я подумал: "То ли я повешусь сейчас, то ли через десять дней - какая разница?" Перед смертью решил посмотреть, что такое святые места, ведь никогда там не бывал. А совершить задуманное смогу и после поездки. Согласился ехать. В двух автобусах отправились по маршруту: Задонск - Дивеево - Санаксарский монастырь. Ощущал, что моя жизнь поворачивает в другую сторону, но не мог и предположить, что все изменится так круто.
В монастыре Тихона Задонского, в храме, мне встретился старенький монах, и я набрался смелости обратиться к нему за советом, спросить о том, что мне делать дальше. Рассказал о моих немалых долгах. Ответ был краток: "Молиться Матери Божией". Искупавшись в источнике Тихона Задонского, я неожиданно почувствовал сильную головную боль. Накануне пил пиво прямо в салоне автобуса, но заметил сразу, что искушаю присутствующих паломников. Догадался: пиво и святые места несовместимы, поэтому так сильна головная боль.
В Дивеево - престольный праздник. Поехали оба автобуса к святому источнику батюшки Серафима Саровского. Часовенка на берегу святого источника. Первыми окунаются мужчины. Решил и я окунуться. Хотел поплавать, но почему-то не получилось. Со мной происходило что-то новое, непонятное. Снова сильная головная боль. Плохо помню, как дошел до автобуса, лег на заднее сиденье. Боль усиливалась, я не мог сдержать стон, потом вместо моего голоса стало вырываться рычание, вой. Одна женщина задержалась в салоне автобуса и была свидетельницей моего странного поведения. Слышали этот рев и те, что находились на улице. Появился священник, который собирался крестить возле часовенки, но его попросили срочно помочь мне, болящему. Батюшка читал молитвы надо мной, а паломники стояли на коленях возле автобуса с зажженными свечами и молились о моем здоровье. Выходя из автобуса, батюшка просил молиться обо мне. Впоследствии я узнал, что он, к моему глубокому сожалению, умер. Его звали Владимиром (по всей видимости, это был известный дивеевский батюшка - иеромонах Владимир (Шикин) - умер в 2000 году - ред.).
Мне подарили икону Преподобного Серафима Саровского. Я обнял икону, прижал к себе и почувствовал, что если я ее отпущу, то со мной может снова случиться то же самое, что было в автобусе. Тогда я еще не понимал, что я духовно болен и болен довольно серьезно.
Мы на пути к Санаксарскому монастырю. Со мной продолжало происходить что-то необъяснимое. Сидел я в автобусе, мы подъезжали к монастырю. Я находился на своем месте в автобусе, но понял, что душа моя уже гуляет по территории монастыря. Из окна автобуса глаза мои впервые видели монастырь, но я уже знал, что и где расположено там. Пребывая в этом монастыре, я никуда уже не хотел уезжать отсюда. Понял: это мое! Я уже не хочу уходить из жизни, не хочу никого видеть из своего прошлого, не хочу знать о моих долгах. Переполненный пережитым мною, я ощутил целительную силу, которую дарила мне духовная атмосфера в этом монастыре. Ощутил, что это моя лечебница. Душа моя, истерзанная и измученная, нашла умиротворение. К моему счастью, нашелся чуткий человек, понявший мое сложное состояние и поддержавший меня во всем. Это руководительница нашей паломнической группы, она мне была словно нянькой. Но самое главное для меня было то, что в этом Санаксарском Рождества Богородицы мужском монастыре был старец, духовник монастыря, схиигумен Иероним. Добрая руководительница нашей группы просила батюшку Иеронима, чтобы я остался в монастыре, и он благословил. Для меня началась другая жизнь. Однако не все еще улеглось во мне. Несколько раз я уезжал (этого не надо было делать!) и вновь возвращался. Труд, молитва, книги, общение с батюшками, исповедь делали свое дело.
Но вот во мне родился страх, что меня могут найти и отомстить за неотданные деньги, то есть за мои долги. Страх увеличивался. С этим тяжелым ощущением, угнетенный переживанием, я пришел к отцу Иерониму. Он успокоил меня, сказав, чтобы я не боялся, мол, все будет хорошо. Я ушел, хотя услышанное осмыслил не до конца.
Утром следующего дня я почувствовал, что что-то во мне изменилось, а именно: страх исчез... Выпросил на кухне два яблока, и вечером снова был в келье батюшки Иеронима. Понял я, что мне помог именно батюшка Иероним, и мне очень хотелось его поблагодарить. Но что я мог дать старцу за его молитву? Мои кроссовки или джинсовую куртку? Принес эти два яблока - вот и вся моя благодарность. Батюшка сказал: "Не меня благодари, а Матерь Божию и Господа - смерть тебя ждала". На мой вопрос, где мое место, батюшка ответил, что здесь мое место, в монастыре.
Как-то поведали мне в монастыре такую историю. Пришел к батюшке Иерониму раб Божий и стал спрашивать о возможности выехать из монастыря домой. На это батюшка ответил отказом и стал его помазывать кисточкой святым маслицем. Опять та же просьба - опять отказ. После этого мудрый батюшка ткнул его кисточкой в ухо. Раб Божий взялся за ухо и спросил: "Зачем Вы, батюшка, ткнули меня в ухо?" - "А чтобы ты лучше слышал то, что тебе говорят". История поучительная.
Вспоминая об этом, я оцениваю мои дальнейшие действия и с укором говорю себе: этой кисточкой нужно было меня ткнуть в оба уха. На мой вопрос батюшке Иерониму, где же мое место, был и мне дан ответ: "Монастырь". Но я все же упросил батюшку Иеронима дать мне благословение на выезд из монастыря.
Вернулся я домой. Скоро уже три года, как я покинул монастырь. За эти годы ничего мною не было сделано, лишь появились новые долги.
Есть и еще одна боль в моем сердце - мои дети. В настоящее время они материально обезпечены (их матери устроили свою жизнь, имеют то, что я по своей молодости и неопытности не смог им дать). Но не это главное, считаю я. Меня мучит вопрос: удастся ли мне принять участие в их дальнейших судьбах? Так хочется, чтобы они ни в детские годы, ни в юношестве не знали ни безпомощности, ни одиночества. Об этом предстоит мне думать постоянно.
И все же я укрепляюсь в надежде, что осуществлю мой замысел, цель моей жизни, то есть вернусь в монастырь. Сейчас тружусь, прилагаю усилия, постепенно отдаю долги. И утешаю себя надеждой, что все-таки вернусь в монастырь навсегда. А вернувшись, упаду на колени перед могилой батюшки Иеронима и попрошу у него прощения за мое непослушание.
Сергий Журавлев
г. Краснодар@

http://www.cofe.ru/blagovest/article.asp?heading=34&article=6342