Познание основ православной веры

Некий муж, родом грузин, по имени Гавриил, испытанный монах, удостоенный священнического сана, весьма искусный во всякого рода рукоделии и достигший святых мест Иерусалима, явил себя прекрасным делателем добродетели, и не только потому, что он усердно прослужил в различных общежительных монастырях и был почитаем всеми, как благоразумный и священный и искусный и сведущий и братолюбивый и тонкий знаток Священных Писаний, но и — потому, что и отшельнический образ жизни он проводил в различных местах и в разные времена, иногда три года, иногда пять лет, то опять иные три года, стараясь истомить крепость тела и худшее покорить лучшему (т. е. тело — душе), и склонное к своеволию превратить в хорошо дисциплинированное; затем, перейдя в знаменитейший монастырь святого и великого Отца Саввы (Освященного), и пробыв в нем несколько лет, он обратился к игумену с просьбой разрешить ему взойти на столб ради, возможно, более строгого подвижничества и прохождения добродетели — хотя и случилось обратное сему, потому что он потерял все добрые приобретения, которыми он обладал раньше, подобно тому, как если бы кто вздумал летать, не имея крыльев, тот, упав, легко разбился бы. Игумен же лавры, кир Савва, будучи любителем и покровителем доброго дела, разрешил сему мужу восшествие на столб, которое оказалось для него не столь восшествием, как — сошествием: потому что, как невозможно на море проехать телегой, так недостижимо на суше переплывать кораблем; каковым примерам, пожалуй, мы подражаем тогда, когда непоследовательно берем на себя нечто и стремимся к чему-то, что не следует делать.

И, вот, на протяжении трех лет он был на столбе, живя старательно; но, как сам он говорит, сердце его уклонилось (от правого пути), требуя у Бога некоего дара; а было это, как дело показало, явной уловкой сатаны, дабы привести его к вожделению не подобающих вещей, так чтобы — в результате сего — он бы попусту утерял и то, что имел (в отношении добродетели), что и действительно произошло. Потому что, как вырвавший у себя собственный зуб и вместо него воткнувший деревянный, делает ядение затруднительным, так и сбившийся, по злоумыслу сатаны, с божественной и прямой дороги, встретит преследующие его тяжкие и губительные положения. И, о, какое обольщение! Какое бешенство на нас врага! Потому что в позднее ночное время пришел к нему вселукавый бес и носитель зла, приняв на себя облик великого Отца Саввы (Освященного, основателя соименной ему Лавры) и сказал ему: «Радуйся, брат, потому что поистине ты совершил великое и превзошел меня в добродетелях; и я, пребывая здесь и часто посещая (братию), кроме тебя никому не явил себя из монахов моей лавры, отвращаясь от них по причине их страстей и нерадения; ты же — твоею добродетелью и добрыми подвигами — угодил Богу, и Он меня послал тебя посетить и возвестить тебе великую милость, именно: Сам Христос имеет намерение придти к тебе с чинами Своих Ангелов, дабы явить тебя, согласно твоему желанию, участником известных даров и показать тебе, как некогда и великому Паисию, каковым Он имеет придти во Второе Свое и страшное Пришествие. Я же имею опять придти к тебе завтра в поздний (ночной) час, — и то — не один, а с двумя моими собратьями, именно: с великим Симеоном Столпником и с сущим из моей лавры святым Стефаном Трихиной — (заметь обольщение: все три имени начинаются с «С»: Савва, Симеон и Стефан) чтобы проводить тебя для твоего сретения со Христом и твоего поклонения Ему; потому что нам троим предписано посещать тебя и пребывать у тебя».

И сказав это и показав на крючке обмана приманку, исполненную смертоносного яда, злой сеятель сгубил монаха. Потому что, как невозможно, чтобы вырванное с корнем дерево виделось высящимся к небу, как невозможно представить себе, чтобы звезды сияли внизу на земле, так нет ничего опаснее и губительнее, чем с доверием принимать сатанинские видения и уловки и прельщаться ими. Этот же монах, вместо того, чтобы приготовиться к тому, чтобы потребовать от пришельцев верных доказательств того: прельщают ли они его или же, действительно, говорят истину, — еще более окрылился в стремлении к получению Божиих даров и к высокомерному обдумыванию, чем ему достоит гордиться или, лучше сказать, безумствовать. Затем, как ему было обещано, на следующую ночь к нему пришла преждереченная окаянная тройка, и как невозможно увидеть, чтобы река противоестественным образом текла из низлежащих мест наверх, так и при такого рода видениях и обольщениях невозможно увидеть или услышать что-либо правое и полезное; — и подтвердив сказанный ими обман относительно предвозвещенных ему предметов, и найдя, что монах доверчив и не потребовал от них никакого подтверждения (истинности всего того, что они говорят), они уже поставили ему опасное и губительное и поистине достойное их злодейства требование, именно: указывая на честную и пречистую икону Божией Матери, они — о, какая прелесть и какое безумие! — сказали ему: «Больше не кланяйся и не молись Ей, как Матери Христовой: потому что заблуждаются кланяющиеся Ей и почитающие Ее как Богородицу: потому что для такого и столь великого как — Христос, невозможно было быть рожденным женщиной и женщину называть «Матерью». Это самое и Христос имеет тебе подтвердить, когда завтра в поздний час придет к тебе».

Поскольку же оные обольстители и сквернейшие бесы, говоря так, привели брата в исступление ума, то он не оказался в силах, — увы мне! — что-либо вообще возразить им на это, ни вспомнить пророческие слова, ни апостольские возвещения, ни постановления боговдохновенных Соборов, именующих Ее совершенным выражением: «Богородицею» и Воззванием нашего рода из пленения. И не вспомнил он того, что Господь, вися на кресте, как заботящийся о Своей Матери, вверяет Ее иному сыну: — Иоанну Богослову; и как от Сына Божиего избранная в отношении Своего положения и как соединенная со Своим возлюбленным Сыном, Она непрестанно пользуется неотъемлемой от Нее материнской честью; все это забыл оный монах и потому безумно внял губительнейшим словам бесов.

Затем опять в грядущую ночь обманщики пришли к обольщенному ими; и как невозможно из мякины приготовить тесто и сделать хлеб, так и здесь ничего хорошего не могло произойти. И сказали ему: «Воскури фимиам: ибо грядет к тебе Христос». Затем, после того, как он воскурил фимиам, они сказали ему: «Возведи очи твои, и виждь». И подняв глаза, он увидел словно чины сияющих ангелов и словно лики (хоры) апостолов и пророков и мучеников и преподобных; посереди же их сидящего словно на возвышенном троне (он увидел) Христа, лучше же сказать: не Христа — а супостата Христова и чуждого (врага) и начальника тьмы. И снова сказали ему дурные руководители: «Посмотри на оный чин преподобных, среди которых председательствует Великий Антоний: потому что в лике их и сам ты имеешь быть, как избранник Христов; а теперь поскорее сойди (с твоего столба) и поклонись Христу и прими от него даемые тебе дарования».

Но разве может мертвый дать жизнь живущему? и может ли тьма просветить кого-нибудь? и может ли бес кому-нибудь уделить благое от себя? Если же в нем нет ничего доброго, то как может он уделить от себя благо, которое сам не имеет? Если же он сделает кого участником из того, чем он обладает, то это, конечно, есть нечто дурное и губительное; как и змея, если даст что-либо из того, чем обладает, то это она передает яд, сущий в ней на основании ее природы, яд — приводящий к смерти и гибели; как и именуемый «скоморохом» если бы пожелал кого-нибудь помазать маслом, варит нечто скорее безобразящее природу, чем намащает (на пользу) приступающего к нему. Так было и здесь. «Выйди, — говорят ему, — и поклонись Христу и прими от него дары». О, какая прелесть! Какое обольщение и какое бессмысленное подчинение себя обольщению! Потому что монаху следовало возразить видению: «Что значит это? Что означает этот сонм? Что это — за тайна в отношении меня? Кто я — такой и в чем — моя заслуга, чтобы Христос пришел ко мне с таким множеством небесных воинств? Истинно ли это — и самое видение? и не наваждение ли это или воображение или сон? И как я действительно узнаю: Христос ли ты, если только ты не представишь мне знамения твоей милости и благости: именно (представишь мне) твой Крест честный, которым ты соделал спасение наше и — язвы от гвоздей, благодаря которым и Фома и (весь) мир уверились в Воскресении твоем из мертвых; пусть и небесные твои чины воспоют по обыкновению поемую ими Три святую песнь; потому что поскольку ты удостоил меня большего и пришел ко мне, то удостой меня и меньшего и удовлетвори меня теми знаменьями, о которых я сказал; и если я буду твердо уверен, что Ты — Христос, то я не только поклонюсь Тебе, но и прах, сущий под Твоими стопами, смою и съем, как первейшую святыню; без этих же опознавательных знаков, не только я не поклонюсь тебе, но и отвергну тебя и произнесу тебе: «Да воскреснет Бог» и проч.

Но ничего не подвергнув исследованию, ничего не сказав и ничего не спросив, этот монах поклонился до земли началозлобному и чуждому Бога диаволу, который, после того как тот поклонился ему, сказал монаху: «Вот, ты поклонился мне и стал наш и видел славу мою, с которой я имею придти во второе мое пришествие; ты же внимай себе, чтобы когда-либо не отступить от меня, и сейчас предо мной и пред моими ангелами торжественно объяви себя, что ты — наш; и я тебе дарую три великие дара за три великих и тяжелых года (проведенных тобою на столбе)». И монах в ответ на это сказал: «Поелику ты — Христос, то я определяю себя, что я — твой». В ответ на это обманщик сказал ему: «Иконе Марии, глаголемой Богородицею, больше не кланяйся как бы матери моей, поелику Она мне — не мать; и тебе, как нашему рабу и служителю, ныне я открыл это. Потому, что, вот, ныне ты видишь славу мою, и как было бы возможно это, чтобы я имел женщину моею матерью?!»

Итак, надо было, должно было в этих словах обольстителя уловить обман и ясно указать ему: «Следовательно, если Богородица — не мать тебе, то тогда и ты — не Христос; и будучи всегда лжецом, только в этом и единственном ты сказал истину, заявив ныне, что Богородица — не мать твоя, как нет никакого общения между светом и тьмою: потому что Она — Матерь истинного Света, твоя же мать — гибель и геенна вечного огня и беспросветный мрак ада». И затем следовало произнести: «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его» и проч. «Я же почитаю и воспеваю и поклоняюсь пречистому образу Божией Матери и неизреченно Родившегося от Нее, и Кресту Его честному и святым начертаниям Его божественных Служителей, а твои умствования я считаю за ерунду и детский лепет». — Но ничего из всего этого обольщенный не сказал. Потому что он всецело попал во власть воров, которые обокрали и заклали и убили его ум и сердце, почему теперь и со всей безопасностью для себя они уже поступали с ним так, как им было угодно.

И, вот, сразу же после того, как он их призвал, пред ним предстала оная званная всегубительная тройка бесов и сказала ему: «Мы — те дары, которые тебе Христос послал. Но сначала изрыгни оную материю, которая находится внутри тебя и очисти от нее твой желудок, и после сего прими дарования». Возможно, что это благодать святой воды и (наипаче) благодать Святого Дара — Тела Владычня — вселукавые демоны назвали «материей» и пожелали, чтобы он обнажил себя от нее и тогда, вот, они спокойно вошли бы в него. Потому что, после того как он нагнулся и вызвал у себя рвоту и жалким образом его чрезмерно рвало и он вызывал у себя дальнейшие позывы к рвоте, так что чуть ли не самый внутренний организм должен был вылиться вон, и когда поистине его желудок стал открытым для такого страшного дела, тогда один из бесов, прыгнув, через его уста, вошел в его внутренности; другие же два, сообразно с первым, вошли чрез его уши; и как только завладели им, бросили его на землю и страшно мучили.

И тут же внушив ему блудную похоть и представляя ему беса в образе женщины, они толкали его на грех. Дальнейшие же кощунства и всю ту мерзость и беззаконие, о чем и говорить невозможно и что могло бы причинить большой вред читателю, я не хочу предавать писанию; однако, в кратких словах, я поведаю благоразумным, чем это дело кончилось. Так, он оказался изверженным, увы мне! в глубину сердца моря нечистых помыслов, и реки кощунства бедственно и тяжко и в еще большей мере, чем Иону, объяли его. И, вот, тогда уже он осознал сию великую прелесть и по опыту познал, что впал в сеть диавола и бесов.

Поскольку же демоны всегда имеют неутолимую жажду делать зло, то они не удовлетворились вышереченными ужасами, но и следующим образом толкали его к совершению убийства. Так, в некоем расстоянии от его столба подвизался в молчании некий другой искусный монах, по имени Давид. И, вот, бес, притворно приняв на себя его облик, пришел к оному обольщенному монаху и сказал ему: «Что такое, брат Гавриил, и зачем ты размышляешь в сердце твоем, будто бы ты был обольщен демонами? Знай же, что это — ангелы, кто стали близкими тебе, а не — бесы; и уже отнюдь не имей подозрения, будто бы ты пал в прелесть». Он же по опыту зная, что был поруган бесами и тяжко страждет, воспылал бешенством и восскрежетал зубами на реченного Давида, думая, что тот насмехается и издевается над ним за то, что он принял бесов за ангелов. Поелику же демон часто приходил к его столбу, взяв на себя обличье Давида, и при этом повторял, что это ангелы явились к нему, то безумец спустился со столба, обезумев от гнева и бешенства, направляясь, чтобы убить его за то, что будто тот издевается и насмехается над ним.

Пойдя же и, по Божиему усмотрению, встретив затруднения, чтобы войти внутрь в келью Давида, он, стоя извне, стал осыпать его бранью и поношениями. «И для чего, — говорил он, — ты каждый день приходишь к моему столбу и издеваешься и насмехаешься надо мной, говоря мне, что те, кто приходят ко мне — не бесы, а ангелы?» Поразился же Давид, слыша это, и познал, что тот пал в прелесть, и сказал ему: «Что такое говоришь ты, брат? что говоришь ты, будучи введен в заблуждение? — Ведь уже много времени прошло, как я не приходил к тебе; а ты говоришь, что я каждый день прихожу к тебе и говорю тебе эти вещи? Что такое говоришь ты и что такое случилось с тобою, поведай мне?» Тогда уже тот подробно рассказал ему о сатанинском обольщении и о своих видениях, а также о том, что три беса вселились в него. Тогда Давид, приняв его, отправил его в Лавру; и каждый из монахов, глубоко переживая то, каким образом он был обольщен, все были потрясены этим страшным и неслыханным делом (ориг. — зрелищем) и сказали, что «и мы слышали его вопли, когда он в ту ночь громко призывал Савву, Симеона и Стефана, и весьма устрашились, боясь, что произошел набег каких-то мародеров».

Тогда, суждением игумна кир Саввы и сущих под ним монахов, он был послан в киновию Великого Евфимия, в которой игумном был честнейший старец кир Феостирикт, который дал ему послушание носить дрова в пекарню и на кухню. И, говорят, можно было видеть его ежедневно носящим на плечах груз дров, ничуть не уступающим в этом отношении верблюду. И даже сущего в таком положении демоны решили его не оставлять, но его, и без того настолько измученного, они, терзая, и сами мучили со своей стороны. Затем, благодаря теплому попечению великого отца Евфимия, оные два беса, которые вошли в него чрез его уши, были изгнаны. Но один, возобитавший в его внутренностях, остался по-прежнему, муча его и сжимая его внутренности и говоря ему: «Я наследовал (или «захватил») твою душу и имею власть над ней, и я ее вырву из тебя, когда придет время». О, как неумолимо бешенство на нас сатаны! Умолим Господа, дабы никому из нас не случилось испытать сие. Потому что отнюдь небезопасно отведать кому ядовитое зелие; и невозможно для впавшего в диавольскую сеть и ставшего причастным яду лукавых демонов, этим ужасно не повредить своей душе и телу, как это случилось с оным, ныне сущим в Божиих руках и почтенном и хорошо известном монахе, который усердно нес свое послушание в вышереченной обители, пока сын погибели, Саладин, как бешеный кабан, ворвавшись, не попрал Виноград Господень.
... Итак, оный павший инок, как было сказано, пребывал в обители Евфимия Великого вплоть до захвата ее (неверными), а затем, в результате набега варваров, опять вернулся в Лавру Святого Саввы; но и там он не возмог избежать их рук, и, попав в их плен, вместе с некоторыми другими монахами был отведен оттуда в Дамаск. Какой же был его конец, или же он жив еще, я так и не узнал. Итак, это обольщение и безмерное (бесовское) злодеяние стали известными во всей Палестине, так что и монахи, подвизающиеся в священном молчании, и монахи, вместе живущие в общежитийных монастырях, устрашились, и неуверенность в своих силах охватила всех, так что падение одного привело многих к незыблемости в Боге, и преткновение одного послужило уроком стойкости для рассудительных и умеренности — для более пылких.

Силуан Афонский (Поучения): «Отцы говорят, что при вражеском видении душа почувствует смущение. Но это только смиренная душа, которая не считает себя достойною видения, при вражеском действии почувствует или смущение или страх, а тщеславный может не испытать ни страха, ни даже смущения, потому что он хочет видений и считает себя достойным, и потому враг легко обманывает его.»

Добавлено (17.09.2010, 16:24)
---------------------------------------------
Игнатий Брянчанинов: «Зиму 1828-1829 годов проводил я в Площанской пустыни (Орловская епархия). В то время жил там старец, находившийся в прелести. Он отсек себе кисть руки, полагая исполнить этим евангельскую заповедь, и рассказывал всякому, кому угодно было выслушать его, что отсеченная кисть руки сделалась святыми мощами, что она хранится и чествуется благолепно в Московском Симонове монастыре, что он, старец, находясь в Площанской пустыни в пятистах верстах от Симонова, чувствует, когда Симоновский архимандрит с братией прикладываются к руке. Со старцем делалось содрогание, причем он начинал шипеть очень громко; он признавал это явление плодом молитвы, но зрителям оно представлялось извращением, достойным лишь сожаления и смеха. Дети, жившие в монастыре по сиротству, забавлялись этим явлением и копировали его перед глазами старца. Старец приходил в гнев, кидался то на одного, то на другого мальчика, трепал их за волосы. Никто из почтенных иноков обители не мог уверить прельщенного, что он находится в ложном достоянии, в душевном расстройстве».

http://www.vsetsaritsa.ru/dsQsdsE....htm.htm

Глава 13. Любителю добродетели должно позаботиться о великой рассудительности, чтобы не обманываться в различении добра и зла, и входить в исследование многообразных козней лукавого, который обык обольщать многих благовидными представлениями, по крайней мере, разуметь, что безопасное на все полезно. Поэтому, не поддавайся легкомысленно и скоро, к обольщению своему, внушениям духовных сил, хотя бы это были и сами небесные Ангелы; но будь медлителен, подвергая это самому тщательному испытанию, усвояя себе прекрасное, и отревая лукавое. Ибо действия благодати не неявны; и грех не может произвести оных, хотя бы и принял на себя личину добра. Если, по слову Апостола, сатана и умеет преображаться «во Ангела светла» (2 Кор. 11, 14), чтобы обольщать; то, хотя бы представлял и светлые видения, не возможет, как сказано, произвести доброго действия; что и служит точным его признаком. Не может он произвести ни любви к Богу или ближнему, ни кротости, ни смирения, ни радости, ни мира, ни благоустройства помыслов, ни ненависти к миру, ни духовного упокоения, ни вожделения небесных плодов, ни усмирить страсти и сластолюбие; все сие явным образом бывает произведением благодати. Ибо сказано: «плод духовный есть любы, радость, мир» и проч. (Гал. 5, 22). Всего же скорее сатана способен и силен внушить кичение и высокоумие. Итак, по действенности да распознается воссиявший в душе твоей духовный свет, от Бога ли он, или от сатаны. Впрочем и самой душе, если она имеет здравую рассудительность, по духовному чувству скоро делается явственным сие различие. Как уксус с вином на вид одинаковы, но гортань чувством вкуса различает свойство того и другого: так и душа по самому духовному ощущению и действенности может различать дарования Духа и мечтания чуждого.

Как сообщает Kursor, к такому выводу Бенедикт XVI пришел в своей новой книге-биографии «Иисус из Назарета», часть которой была опубликована сегодня, 2 марта.

В книге отмечается, помимо прочего, что «неправомочно трактовать Святое писание так, как это принято в современном западном мире, где принято считать, что евреи потребовали распять Христа». Папа римский добавляет, что «в этом контексте важно помнить о том, что все апостолы также как и все ранние христиане были евреями».

Напомним, в 2009 году папа Римский Бенедикт XVI, выступая в Иерусалиме, заявил, что считает необходимым укрепить сотрудничество между Святым Престолом и еврейским народом.

«Евреи и христиане стремятся сохранить святость таких священных ценностей, как человеческая жизнь, центральная роль семьи, свобода веры и образование молодежи – ради здорового общества», – заявил понтифик. «Эти темы – первые этапы на пути к большему взаимопониманию», – отметил он.

«Доверие – обязательный элемент. Церковь в дальнейшем должна заниматься истинным примирением между христианами и евреями», – сказал Папа Римский.

Источник:http://www.rosbalt.ru/2011/03/02/824766.html

Возьмите Гайд-парк: http://www.balandin.net/index.htm
Казалось бы, идея хорошая: "Наша главная цель – достижение мира и взаимопонимания как между различными общинами, группами населения и отдельными гражданами внутри Израиля, так и в отношениях к израильтянам граждан других стран, как дружественных, так и враждебных." И пользуюсь оттуда некоторой литературой, но:!!!! прочитав о пятом Евангелии и Антиевангелии: http://www.balandin.net/Antievangelie.htm
поплохело
Сам автор пятого Евангелия пишет: "правильно назвать эту книгу баландинской, а не христианской". Чего стоит один ряд: "Моисей, Кришна, Яджнявалкья, Исаия, Иисус, Мухаммад, ваш слуга, наконец, так же, как, несомненно, и каждый из вас, господа, воспринимали своим сердцем одно и то же послание, которое, вполне естественно, отражалось на «дисплее» сознания в различных образах, ибо, поскольку в каждую эпоху у каждого народа существуют свои проблемы, то, стало быть, у них есть и свои пути решения; эти пути и определяют истинность того или иного этического идеала или императива."

Логику автора можно извлечь из его философствования: "Шестой наш догмат рассматривает заповеди как основные рекомендации, которые даны человеку для извлечения из жизни максимум счастья и удовлетворения. Законы служат благу человека, а не человек законам. Жертвовать во имя формального соблюдения того или иного предписания счастьем человека есть изуверство. Обычно, возражая против подобной позиции, приводят пример с заповедью «Не укради», ведь для вора порой краденое представляется благом. Мы считаем, что это позиция нерелигиозного человека. Он не знает, что благо есть только то, что приносит добро всем, но если «твое благо» приносит кому-то горе, значит, оно наносит ущерб и тебе, твоей семье, ближним, твоему миру, зачем тебе воровать, когда и так весь мир тебе принадлежит, а если мир твой, то зачем же чинить зло в своем доме? Кто этого не понимает, тот бедный человек, он лишен мира, он замкнут в своем эго. Простите ему кражу, он не ведает, что творит. Но религиозный человек знает, что есть воровство, и знает, что иногда оно может приносить зло, а иногда и благо всем людям. Надо знать, зачем воровать, как воровать и у кого воровать. Вы, бедные мои, апеллируете к совести (имеется в виду совесть как догма, а не как чувство высшей справедливости), а я апеллирую к сознанию. Вы говорите: «Не укради», а я говорю: «Воруй, если знаешь зачем, или не воруй, если хорошо видишь все дурные последствия воровства». Ты не воруешь и придерживаешься заповеди – хорошо, но можешь ли ты сказать, какой в этом смысл, с какой целью ты удерживаешь себя от воровства, если у тебя есть такая потребность? А ведь потребность есть, иначе не было бы заповеди; нет же такой, например заповеди: «Не сыпь себе дерьмо за воротник» или «Не таскай воду в пустом ведре». Давай скажем так: если бы Господь не давал такой заповеди «Не воруй» и ни гражданский закон, ни общественная мораль воровство никак бы не порицали, стал бы ты воровать? Если стал бы, то ты все равно вор, даже не воруя, да и трус к тому же, и тебя не спасет никакая заповедь, ибо как сказал Овидий: «Не отдавшаяся только потому, что не позволено, (в сущности) отдалась». Если бы ты не стал воровать ни при каких обстоятельствах, то тебе и заповедь не нужна; но какая тогда в твоей «честности» особая заслуга? или ты надеешься попасть в рай только за то, что ты дурак? Однако если ты знаешь, что такое воровство, какой в нем смысл, в чем польза и в чем вред и способен воровать или не воровать сознательно, то ты святой".

Вот это я и называю самообольщением.