Познание основ православной веры

Н.Романова:http://www.kongord.ru/Index/Screst/sk87-6.htm
"Довелось мне с подругой побывать в паломнической поездке в Польше, в Ченстоховском Ясногорском монастыре, где находится чудотворный образ Богородицы "Ченстоховская". И вот один православный батюшка в поездке рассказал нам удивительную историю. Что где-то в 1440-х годах паулины (монахи монастыря - католики) однажды, придя утром на службу в Ясногорский монастырь, увидели, что икона Богородицы "Ченстоховская" пуста - просто черная: изображение исчезло (?!). Срочно были вызваны итальянские иконописцы-католики и переписали икону Ченстоховской наново.

Его рассказ заинтересовал меня, и я записала его слово в слово. Я стала его спрашивать, где это описано. Но он ответил, что материалов по этому поводу у него нет. Позже он передал нам польский православный журнал "Ведомости польского автокефального православия", в котором была статья о иконе Ченстоховская, написанная русским автором А.И. Роговым (N 4, 1974, стр. 44-51, изд. в Варшаве)".

Вспоминается мне при этом чудотворный образ «Всех скорбящих Радость» в Петербурге на стеклянном заводе. Более десяти лет тому назад в этой местности не было ни одного храма. От постоянного дыма фабричных труб местность эта всегда имела мрачный вид. И народ, лишенный духовного утешения, проводил здесь время свободное в дурных развлечениях. Вовне мрачно, и внутри человеческого сердца здесь было худо. Находилась тут, правда, одна маленькая часовня, старая и забытая всеми, с образом Божией Матери «Всех скорбящих Радость», простой работы и с кружкою при ней. И вот однажды в летнее время над этой местностью разразилась страшная гроза. Молния ударила в часовню, разбила ее, осталась невредимой лишь одна икона Божией Матери. При этом медные полушки, находившиеся в кружке, доказательство редкого и малого посещения людьми часовни, брызгами полетели на икону и так крепко пристали к ней, что теперь невозможно их отнять. Быстро весть об этом распространилась по городу. Народ толпою пошел прикладываться к чудотворному образу Божией Матери. Открылся таким образом благодатный источник, от которого обильно потекли чудотворения. И вот теперь эта окраина Петербурга сделалась неузнаваемой. На месте чудесного явления вырос прекрасный храм и часовня и, так как они стоят на проходной дороге, то двигающийся народ толпою наполняет часовню, и это тот народ, который ранее здесь был лишен духовного утешения. В часовне теперь всегда много больных, скорбящих, страждущих.

Или кто не поразится нашим московским благодатным источником — чудотворным образом Иверской Божией Матери? Обратите внимание, где он находится, — в самом центре города, куда каждый житель столицы уже по своим житейским делам должен являться. Пойдите к Иверской часовне, постойте около нее и почувствуете, что это место действительно особого воздействия благодати Божией на людей. Как путник, изнемогающий от жажды в жару, подходит к холодному и чистому источнику ключевой воды и пьет из него, утоляя тем свою жажду, так и мы, насельники сего богоспасаемого града Москвы, — спешим в трудную минуту жизни нашей к Иверской святыне, почерпая от сего благодатного источника духовное утешение, ободрение и исцеление. И сколько у нас по России рассеяно таких благодатных источников — чудотворных икон? Не о том поэтому нужно думать и недоумевать, почему те или другие иконы бывают чудотворными, ибо это находится в ведении всеблагого Промысла Божия, а остается нам только безмерно благодарить Господа и Его Пречистую Матерь, являющих нам, слабым и немощным, Свои благодатные источники — чудотворные иконы."
http://true-orthodox.narod.ru/library/book/Arseny/diary/diary4.html

В сороковых годах скончалась в городе Вараждине, в Югославии, старшая сестра писателя Алексея Николаевича Толстого — Елизавета Николаевна. Я хорошо знал ее. Незадолго до своей кончины она прислала мне свою рукопись. Вот что она говорит о смысле и значении чуда.
"В нашем языке слово "чудо" соответствует понятию прекрасного, необычного, удивительного. Есть и другое слово, сходное с ним наружно, но в корне глубоко различное, это "знамение", то самое знамение, о котором книжники и фарисеи просили Учителя. Помните суровый ответ Его? "Род лукавый и прелюбодейный ищет знамения; и знамение не дастся ему" (Мф. 12,39).
Оба эти слова часто смешивают в разговорной речи, подменивают одно другим, забывая, что Спаситель употребляет их раздельно, когда говорит о втором Своем пришествии: "Ибо восстанут лжехристы и лжепророки, и дадут великие знамения и чудеса" (Мф. 24,24).
Мне кажется, можно определить их следующим образом: знамение — громкий глас Божий, возвещающий, предостерегающий, указующий и поэтому явный и ко всем обращенный. Чудо, наоборот, есть нечто прикровенное, интимное.
И Спаситель, отказавшийся являть знамение, творил чудеса ежедневно, ежечасно. Это был поток любви, неудержимо истекающий от Того, Кто на земле являлся воплощенной любовью. Чаша сострадательной любви переполняла края и лилась свободным, сияющим потоком на малых, убогих, обиженных и страждущих во все время, пока стопы доброго Пастыря касались нашей убогой матери-земли.
А сейчас? Неужели же время чудес миновало? И Тот, Кто смертию смерть попрал, Кто победил мир, отвел от него Свою щедрую руку? Нет более чудес? Да кто это сказал Вам, братья мои? Кто возвел клевету на начало света?
Нет, есть чудеса: жизнь каждого человека сплошное чудо, потому что судьба его есть непрестанное действие Божиего о нас попечения и водительства. Не всегда это кажется ясным лишь потому, что заботы, печали и радости, из которых ткется ткань судьбы человеческой, мешают разглядеть ее узор.
Но в жизни каждого случаются минуты, когда, раздвинув чадный покров, мелькает ослепительной белизной рука Ведущего. Почему же не все умеют видеть? Почему, даже увидевши, забывают?
Я, которая пишу эти строки, свидетельствую, что всякий раз, как мне приходилось в большом обществе заводить разговор о чудесном, большинство присутствующих прилагали свое, и выходило так, что почти с каждым бывали "непонятные случаи", "необъяснимые происшествия". Слово "чудесное", разумеется, не произносилось, потому что, как это всем известно, некоторым людям кажется стыдно "верить в сверхъестественное", а чудо есть именно то сверхъестественное, против которого возмущается мнимо-свободный разум человека.
А между тем чудо есть не нарушение, а наоборот: действие высших и вечных законов бытия в нашем преходящем мире. И законы эти действуют среди законов мира материи так же просто, обычно, как и остальные, только люди почему-то не хотят заметить их или, "отметив что-то необъяснимое", быстро забывают, иногда прямо стараются забыть, как будто души, слабые и тесные, человеческие души, пугаются того необъятного, которое стучится к ним и которого они не в силах вместить.
Но бывает и иначе. Помнит ли кто случай, определивший жизнь знаменитого русского адвоката Плевако? Был он тогда совсем молоденький студент и такой бедный, что не имел, чем заплатить за семестр в университете. Он искал, хлопотал и всё напрасно… Когда исчезла последняя надежда, вышел он из университета, как потерянный… Глядит, а в придорожной пыли ветерок крутит бумажку, те самые 25 рублей, которые ему нужно было заплатить. Да. И Плевако-то ведь, не колеблясь, признал, от Кого послана ему эта спасительная бумажка! Конечно, она не с неба упала, а была оттиснута в Экспедиции государственных бумаг, но разве это меняет дело?
Помню, шла я однажды вечером по улицам Москвы. Темнело. Старик в нагольном тулупе попросил милостыни. Мелочи у меня как на грех не было, один рубль, а ведь нищие на каждом перекрестке. Я прошла. Вдруг меня схватило за сердце, вот хочется дать этому нищему и сама не знаю почему. Я даже внимания на него не обратила. А хочется неудержимо. Даже рассердилась на себя: за чем дело стало? Ну — хочется, так и дай! Велика важность рубль?… Он принял милостыню, но, ощутив, вероятно, необычный размер монеты, поднес ее к фонарю, вскрикнул и рухнул мне в ноги. И поняла я по этому, за душу хватающему крику, что не мне он, а Богу кланялся, что какая-то страшная, неотложная нужда была утолена через меня, явившуюся лишь Его недостойным орудием. Вот это как бывает, да.
Надо лишь открыть глаза души своей, надо приучить слух свой слышать и тогда ясно станет, что мы окружены чудесами, что необъятный мир чудес обволакивает нас, стучится к нам и с неутомимой, смиренной настойчивостью Божественной любви "напрашивается" людям.
Потому-то всякий человек, какой бы они ни был, может стать и очень легко объектом чудотворения — до трепета легко! Ведь Христос-то для грешников пришел, и следом за Ним святые с особенной нежностью любили маленьких людей. Помните тихую улыбку великомученика Георгия в ответ на наивную просьбу крестьянина? "Иди, брат, жив вол твой". Разве такие могут кем или чем-нибудь гнушаться?
Меня всегда изумляло почему это люди думают, что творить чудеса дано одним святым, и это вопреки прямому указанию Спасителя: "Если имеете веру в зерно горчичное и скажете горе сей"… Разумеется, зерно горчичное еще далеко не святость, а так себе, зернышко, среди других малейшее…"
Главное чудо жизни есть, конечно, любовь человека к Богу и к другому человеку… И всё, ведущее к этой любви, — есть чудо жизни".

Большим соблазном в религии для современного человека является чудо. С точки зрения современного натуралистического просветительства, чудо есть нарушение космической закономерности. Признать возможность такого нарушения, — утверждается им, — значит отвергнуть принципиально идею закона природы и вернуться к донаучному представлению мира как арены игры случая и капризов неведомых нам существ. Помимо противоречия наблюдаемых нами постоянно фактов, такой взгляд лишает нас той базы, на которой построено все величественное здание современной науки. Он не допускает возможности научного предвидения явлений природы и их технического использования, а потому является враждебным не только современной науке, но и технике — орудию материального жизненного прогресса. Наконец, чудо, как средство подкрепления религиозного авторитета, есть внутреннее насилие, не убеждающее человека обращением к его свободной воле, а насильственно влекущее его, а потому даже с точки зрения современного религиозного сознания оно не сможет быть оправдано.

Радикальный вывод из этой точки зрения на чудо — принципиальное отрицание всякой возможности его и признание свидетельства о чудесах в религиозных источниках — в лучшем случае астрологической аллегорией или легендарной фантастикой, а в худшем — самообманом недалеких людей или сознательным шарлатанством жрецов и правителей, в своих интересах играющих на суевериях темной народной массы. С другой стороны, компромиссная точка зрения натуралистической апологетики, также в сущности отвергающая чудеса, стремится всем чудесам дать аллегорическое толкование или подыскать естественное объяснение, из чего, разумеется, кроме конфуза для нее ничего получиться не может — одинаково как со стороны науки, так и религии.

Главная ошибка этих рассуждений та, что чудо понимается чисто внешне, только как нарушение природной закономерности, рассчитанное на определенный внешний эффект. Такой внешний только эффект чуда как необычного явления и погоня за ним справедливо рассматривается христианством как величайший религиозный соблазн. Недаром в первом и втором искушении Спасителя в пустыне сатана предлагает Ему использовать чудо как внешнее средство для доставления себе материально необходимого и как внешний способ завладеть душой своих будущих последователей (Мф 4:1-7). Недаром в откровении св. Иоанна Богослова говорится, что темная сила, которой дано будет покорить себе мир перед последней мировой катастрофой, будет творить великие знамения, так что и огонь будет сводить на землю с неба, и этими чудесами будет обольщать живущих на земле (Откр 14:11-15).

Христианство не только не отрицает природной закономерности, но и решительно утверждает ее религиозный смысл, так как именно через нее раскрывает Себя Бог людям в естественном откровении, "ибо невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мира через рассматривание творений видимы" (Рим 1:20), и законы природы — формы выявления этой силы.

Истинное чудо никогда не бывает случайным, но является в силу внутренней духовной необходимости, и смысл его вовсе не в принудительном овладении волей человека путем воздействия на него внешнего эффекта, а в раскрытии ему внутренней духовной стороны жизни. Религиозный смысл чуда, преодоления ограниченности эмпирии как раз и состоит в выявлении той внутренней закономерности мира, только слабым и неверным отблеском которой является закономерность, обычно данная нам окружающею нас эмпирическою действительностью. И чудо бывает лишь там, где есть вера, то есть свободная готовность принять раскрываемый им внутренний смысл. Христос — Слово Жизни, воплотившееся на земле, в удостоверение Своего явления на вопрос Иоанна Крестителя, переданный через его учеников: "Ты ли Тот, Который должен придти, или ожидать нам другого?" отвечал: "Пойдите, скажите Иоанну, что слышите и видите: слепые прозревают и хромые ходят, прокаженные очищаются и глухие слышат, мертвые воскресают и нищие благовествуют" (Мф 11:3-5). Могло ли быть иначе при явлении на земле самой воплощенной Жизни? Но люди получили возможность принять или отвергнуть это свидетельство, потому что оно было обращено к ним не как к рабам, но как к имеющим быть призванными "в свободу славы детей Божиих" (Рим 8:21).

Но, говорят, чудо есть все-таки некоторый факт, выходящий из ряда фактов естественных. Наука не признает сверхъестественных фактов, и мы их в окружающей нас действительности никогда не наблюдаем.

Но что такое факт "естественный"? Если таковым считать только то, что постоянно видит в мире обыватель, то наука не только признает, но и фактически прогрессирует только усмотрением в мире фактов, нарушающих такую обывательскую "естественную закономерность". Только открывая явления, необычные с точки зрения прежних наблюдателей, только усматривая нарушение прежних закономерностей, наука все больше и больше уясняет себе мироздание. Фетишизм факта, утверждение, что возможны лишь факты, которые "мы обычно наблюдаем", не только противоречит всему духу творческого научного исследования, но и прямо отвергается современной научной теорией. Одним из наиболее широких и глубоких обобщений физики является так называемый второй закон термодинамики, который в применении к тепловым явлениям может быть формулирован так: тепловая энергия всегда переходит от тела более нагретого к менее нагретому; но с точки зрения современной кинетической теории материи второй закон термодинамики есть лишь статистический результат беспорядочных молекулярных движений и как таковой — лишь выражение наивероятнейшего хода явлений. В высшей степени невероятно, но все же возможно протекание явления в противоположном направлении. Это значит, например, что всегда подогреваемая вода в конце концов закипает, но в высшей степени невероятно, но возможно, что она в одну прекрасную минуту при таких условиях замерзнет, и это было бы явлением естественным. Таким образом, понятие естественного не совпадает к понятием обычно наблюдаемого. Далее, на вопрос почему мы не наблюдаем чудес, которые, с религиозной точки зрения, далеко не так маловероятны, а в известные периоды истории были и сравнительно нередки, нужно ответить следующее.

1) Для наличности чуда необходимо проявление духовной силы, которая возможна и допустима лишь в определенной духовной обстановке веры, как это было разъяснено выше. Это ясно видно в чудесах Спасителя. Несомненно, современная нам жизнь все меньше и меньше оставляет такие возможности для явления чуда.

2) Явления чудес связаны своей особой духовной закономерностью, а потому даже чудотворец не может по произволу экспериментировать с действующей через него духовной силой. Чудо является только там, где есть духовная необходимость для его проявления и где оно достигает некоторой определенной духовной цели.

3) Наконец — и это, пожалуй, самое главное — для того, чтобы увидеть чудо, надо уметь видеть чудеса. Всякий работавший с микроскопом, знает, что при такой работе главное не качество инструмента, а умение видеть. То же справедливо и для астрономических наблюдений. Там, где неопытный человек не увидит ничего, для искушенного специалиста открывается целый мир. Допустим, что перед нами не обыкновенный факт. Можно всегда придумать для него тысячи более или менее удачных естественных объяснений, можно сослаться на скрытый обман или самообман, можно объяснить его внушением или самовнушением, можно, наконец, признать его необходимость, но утешить себя тем, что в нем, конечно, проявляются не открытые еще наукой естественные силы и закономерности природы, которые если и не известны нам, то, без сомнения, будут известны нашим потомкам. Нужно признать что такой подход к фактам, выделяющимся только своей необычностью, является естественно правомерным. Объяснять чудом всякий необычный факт было бы недопустимым суеверием с точки зрения науки и великим соблазном — с точки зрения религии. Чего необычней был бы случай замерзания нагреваемой воды, но сам по себе он не был бы чудом с точки зрения современной науки и, конечно, еще менее — с точки зрения религии. Чудо усматривается там, где обнаруживает себя внутренняя духовная закономерность мира. Но в этом отношении нет границы между "естественным" и "сверхъестественным". Только плоско-натуралистическое восприятие мира современного научно-популярного мировоззрения разучилось видеть чудесное в естественных явлениях. Покрыв мироздание налетом какой-то пошлой обыденщины, оно самодовольно думает, что исчерпывает всю глубину бытия установлением нескольких, по большей части весьма приблизительных, эмпирических закономерностей. А между тем само естественное может указывать на сверхъестественное.

Но для того, чтобы получить "удостоверение в чудесах" через "множество случаев в самой природе", надо глубоко и благоговейно переживать непостижимое чудо самих естественных законов мироздания.

Тому, кто не видит чуда в естественном, никогда не раскроется внутренняя закономерность чудесного.
* * *

Современный ученый, обращаясь к изучению чуда, заранее не допускает его возможности. Поэтому объяснение чуда он подменяет объяснением того, как могло появиться сообщение о чуде. Для того же, чтобы это последнее стало понятным, он возводит его не к самому факту чуда, в которое он не верит, а к какому-нибудь явлению мира сего, близко стоящему к мирской природе сообщения о чуде. При этом ученый пользуется двумя методами: 1) методом исторических наслоений 2) методом литературных заимствований. Лицемерно поставив себе задачу в начале работы "объективно" и "беспристрастно" установить факт, то есть приняв сообщение о чуде в целом, ученый в процессе работы выделяет, по своему суеверию, из этого целого элемент мира сего, объясняет этот мирской элемент мирскими причинами и, возвращаясь к целому, вещает за него выделенную и объясненную часть. Таким образом дважды солгав, при переходе от вопроса к исследованию и от исследования к ответу на вопрос, он возвращается к тому, с чего начал, — к отрицанию чуда — и здесь лжет в третий раз, ибо, ничего нового не узнав в действительности и обманывая себя и других видимостью процесса познания, утверждает, что сделал открытие, разоблачил "миф" (ибо сущность познания, состоящая в возведении одного явления к другому, уничтожается подменой целого частью).
* * *

(23/V — 1946 г.)

Верующие имеют одно огромное преимущество перед неверующими материалистами. Они, утверждая бытие Божие, опираются на личный конкретный опыт общения с Богом святых и даже свой собственный. Материалисты же могут противопоставить этому опыту лишь свои "рассуждения"; в отношении веры в бесконечный круговорот материи материалисты также могут представить одни только рассуждения, сомнительно обоснованные, и лишены возможности опереться на столь же конкретный и несомненный опыт, каков опыт верующих.

Публикация А. Щелкачева (Богословский сборник, № 3)

Знамения Божии от святых икон.

В этой книге собраны явления милости Божией и чудеса от икон в храмах Санкт-Петербургской епархии в 1991-1996 годах.

Добавлено (23.03.2011, 18:56)
---------------------------------------------
Алексей Любомудров.

Знамения от икон в конце ХХ века в России. Духовные итоги.